— Проси прощения!
И простила бы! Но он ответил матерно и теперь непонятно, кому она нужна, такая нелепая, неспособная отказаться от булочек. И в институте… она же сама видит, какая тупая, все смеются. И кому нужны эти ноги с педикюром, если счастья нет!
Сокурсница вскакивала, убегала в туалет рыдать. Потом возвращалась, обнимала Кешу, благодарила. Говорила, что она все поняла. Зрители восхищенно трясли головами.
Кешу подозревали в применении тайных монастырских методик.
«Он всех в транс вгоняет, суггестор хренов», — говорили завистники. Но Кеша не практиковал ни просветляющей схимы, ни тем более каббалы с алхимией. Девицы сами теряли контроль. Они же видели, как закидываются их вчера еще нормальные подруги. Садясь напротив Раппопорта, они уже готовы были выжать из себя все. Проваливались в детство, в полуобморок, открывали страшные тайны, утирали распухшие носы и в финале лезли обниматься. Потом делились потрясением со следующими жертвами:
— Понимаешь, реву, не могу остановиться! И главное, такая легкость после терапии!
— Примерно так и выглядит настоящий катарсис, — бурчал супервизор с завистью.
За один только семинар по трансовым модальностям Кеша вылечил три тика, четыре анорексии, спас два брака и один развалил, избавив супругов от мучительной связи. Преподаватели требовали убить Иннокентия прежде, чем он закончит институт. Иначе этот тип вылечит весь город. А мы, доктора психологии, все пойдем водить трамваи, — говорили психотерапевты, с тревогой глядя в будущее.
Чем странней и угрюмей гений, тем он интересней. Женщины липли. Но Раппопорт видел в них лишь ту часть функций математического анализа, чей предел бесконечно стремится к побегу. И чем симпатичней барышня, тем бегство ближе. «Их нельзя удержать, только очаровать, на время», — повторял он.
Мне нравилась грустная концепция Раппопорта. Я бы тоже хотел отказаться от страстей. Он стал бы мне хорошим наставником. Тем более что такие виды любви, как «навек» или «до гроба», в мои планы не входят. То есть, я бы рад, но давайте будем реалистами, она — не для меня. Мне только разлучить Катю с Генрихом, и все. Кто кого бросит — даже не важно. Пусть оба будут счастливы вдали от меня. И друг от друга.
Сейчас Раппопорт доктор психологии, доцент и чего-то еще. С утра преподает, потом съедает в студенческой столовой вкусный шницель — и ну практиковать. Вторая половина его рабочего дня состоит из женских истерик. За двадцать латов в час он объясняет, что несчастье — это норма. У него шикарный кабинет в Институте какой-то там страшной психологии.