— Ох, матушки, горим, че ли? — засуетилась в кути Степанида. — Мужики, вставайте!
Терентий выскочил во двор, услышал голос десятника: «На сходку!»
На церковном крыльце — староста Прокуров и писарь Бобин. Ближе к ним — Иван Ячменев и кучка зажиточных мужиков. Дом Ячменева напротив церкви. Двенадцать разрисованных окон выставились в улицу. Рядом — кирпичные магазин и кладовая.
У церкви с трех сторон мужики. Староста поднял руку и, когда толпа притихла, наспех перекрестил лоб, хриплым голосом заговорил:
— Слава богу, православные, кончилось комиссародержавие. Вчерась в волость бумага пришла. Своими глазами видел. Теперь наша народная власть будет. Велено мне и вот писарю опять справлять службу. А всякие там ревкомы и Советы распущены.
Староста помялся, словно вспоминая что-то, и продолжал:
— А казенные земли, граждане, и земли состоятельных мужиков, машины там, другое добро вернуть надо законным хозяевам. Чтобы, тово, по доброй воле, без скандалов… Ишо, граждане, власти обращаются к миру: постоять надо за народную власть, значит, тово, без канители — добровольцами. Писарь вот запишет.
— Откуда такая хорошая власть взялась? — выкрикнули из толпы.
— Оттуда! Тебя не спросили. Где они, комиссары твои? — зашумели из кружка Ячменева. — Сбегли! Нашкодили тут, псы шелудивые. Жили добрые люди, а оне, мать твою… выискались на готовенькое.
— Сами-то псы! — кричали из толпы. — Землю верни! А ежели я ее засеял?
— Граждане! Граждане! Мужики! — пытался потушить перепалку староста. Но голос его гас, как спичка на ветру.
Василий Пьянков порывался вступить в спор, но отец умоляюще просил:
— Васька, не лезь! Не наше дело.
Его поддерживал Павел Устьянцев:
— Разберутся! — И шептал: — Нам ишо, тово, документики…
Согласия на сходке не получилось. Шумная толпа стала оседать, будто сугроб на апрельском солнце. Потекли мужицкие ручейки каждый в свою сторону.
— Граждане! Не расходитесь! Помолимся господу богу по такому случаю, — уговаривал староста.
Василий с Павлом остались. После благодарственного молебна во славу освобождения от ига комиссародержавия они подошли к старосте с писарем. Документы солдат, по мнению сельских властей, были в порядке. В них значилось: служили в белогвардейском полку, отпущены по болезни до выздоровления. Староста наставлял:
— Всяких тут горлопанов не слушайте. Советам — крышка. Поправитесь — хоть в свой полк, хоть в дружину. В каждой волости велено такие создать.
По пути со сходки Василий с Павлом завернули к братьям Толстиковым. Те в разговоре держались непонятно какой стороны.