Всю войну Ростислав Васильевич строил шахты в Челябинском угольном бассейне — в Коркино, Еманжелинске, Красногорске. Им и суждено было тогда стать «всесоюзной кочегаркой».
Павел Отто горный институт закончил уже в войну, и сразу же — нет, не на фронт его направили, где было большинство его сверстников, — а на прииски: золото и молибден нужны были стране, золото шло на оружие, молибден — в оружейную сталь. Отто бросили на золото — на приисках и рудниках проходила та же передовая, и там тоже жили по законам военного времени.
— На руднике, куда меня направили геологом, кончались запасы золотомолибденовой руды. Нужно было срочно наращивать разведанные запасы, открывать новые рудные жилы. Это нам удалось сделать, хотя и пришлось исключительно трудно. Богатую мы подсекли жилу и назвали ее символично — «Победа». Она и сработала на победу над фашизмом.
Вот так просто: подсекли жилу и ухватили богатое золото. А как им было при этом? В поле геологам жизнь и в мирные дни не сахар — вдали от всех удобств цивилизации, с природой один на один. А каково им было тогда, когда никаких скидок на особые трудности не делали. А ответственность! С той жилой ведь так было. Ни у кого не было в нее веры. И прекращать уж хотели в том месте разведку. Зачем средства и время впустую терять? «Зеленый» геолог взял на себя ответственность за положительный результат. И оказался прав. А если бы ошибся? Могло бы кончиться трибуналом. Не саботаж ли это упрямство, не вредительство ли?
Но мы снова на фронт, на который работала тогда вся страна, добывал уголь Ростислав Фуклев, золото — Павел Отто. Где были тогда большинство их ровесников — ровесников Октября.
«При Рокоссовском», — так говорит об остальных своих, после госпиталя, фронтовых днях Константин Петрович Гуц.
Когда вывез Гуца в 42-м санитарный эшелон из сталинградского пекла, ему повезло. Шел он в Сибирь через Златоуст. Здесь, на родной станции, Гуц и упросил оставить. Дома ведь и стены помогают. Кто его знает, верна ли поговорка, если он только через десять месяцев выполз из госпиталя — с покалеченной ногой и инвалидностью второй группы. Вскоре назначили его заведующим военным отделом райкома партии.
И все-таки летом 43-го он снова был в действующей армии. Конечно, по повестке его бы не взяли — инвалид. По личному заявлению. Формировался Уральский добровольческий танковый корпус. А он же танкист! Как медкомиссию прошел с искалеченной ногой?
— Ну уж прямо-таки Маресьев, — не согласился он в беседе. — У него ног не было, а у меня обе целы. А на медкомиссию без палочки явился, хотя и… Так рассудил: в танке обузой не буду.