* * *
Поскольку Константин определенно не был расположен общаться с ним немедленно, Иван не остался на продолжение демонстрации, а отправился восвояси, отдыхать и готовиться к завтрашнему дню. Терентьев полагал, что сейчас придется утрясать какие-то формальности, может быть даже заказывать номер в гостинице, но всевидящая служба протокола уже все устроила. Попаданца перехватили у выхода, при вторичной проверке документов, и вежливо увлекли в специальный гостевой домик.
Весь день Иван составлял Речь, точнее, раз за разом проговаривал и оттачивал то, что набросал по пути в Петроград. Когда, наконец, язык стал заплетаться, а мысли забуксовали, с ощутимым скрежетом цепляясь друг за друга в гудящей голове, он решил, что достаточно, тем более, что уже стемнело.
Иван чувствовал себя очень скверно, так бывает, когда усталость накладывается на нервное напряжение – вроде и вымотан до предела, и сон бежит. Поворочавшись пару часов на роскошном кожаном диване, он решил, что заснуть сегодня уже не удастся. Задрапировавшись, в простыню, как римский патриций в тогу, Иван походил из комнаты в комнату, сделал себе кофе, прочитал заботливо припасенные обслугой газеты, снова сделал кофе, включил новостник, чтобы послушать ночные новости.
Все как обычно – хозяйство, культура, немного рекламы новых товаров, что-то про моду и короткая сводка с фронта. Терентьев почесал затылок и неожиданно подумал, что он так и не поинтересовался – как здешние власти объяснили вторжение, как описали самих вторженцев? Поначалу, в самые тяжелые дни, ему было просто не до того – встречи и беседы со специалистами шли без перерыва. А затем он как-то вошел в плотный рабочий ритм и не заморачивался посторонними делами, да и новости не слушал – закрытые сводки контрразведки все равно были полнее. Для него нацисты были привычным злом – да, свастика другая, но суть та же. А ведь для местных это должно выглядеть сродни концу света… При том, что линия фронта, пусть даже остановившаяся, пролегла в опасной близости от Польши, а так же перечеркнула огненной чертой Венгрию и Румынию. Но почему тогда на улицах такая благость?.. Где карточки, очереди и прочие атрибуты священной войны?
Непонятно. И главное – винить то некого, сам закопался по уши в рабочую текучку и семейное счастье, оставив за бортом общественную жизнь.
Так он прослонялся почти всю ночь, то прочитывая страницу-другую «Недельного Обозрения» или «Известий», то ловя визографические передачи. Уже под утро, бесцельно крутя диск настройки, он наткнулся на какую-то американскую станцию. Изображение мигало и двоилось, но звук оказался вполне приличным.