— Какая пища! Во рту тает. Никогда такой не едал.
Павел положил поднос на стол и на несколько минут для приличия задержался в комнате.
Пушкин сидел отрешенно, глядя перед собой на электрическую настольную лампу, как на огонь в камине. Но журналист расценил его сосредоточенность по-своему:
— Наверно, мысленно сочиняете, Александр Сергеевич?
— Чего сочиняю? — не понял он.
— Стихи. «И рифмы беглые бегут…» — напомнил он.
Пушкин поморщился.
— Терпеть не могу стихов.
— Но вы же раньше сочиняли, — Павел достал газовую зажигалку и, чиркнув, поднес крошечное пламя к сигарете.
— Не помню. Может, в юности и баловался чем-то. Меня интересует этот огонь, — Пушкин указал на пламя зажигалки. Никак не пойму, откуда он — дров нет, а горит. Что это такое?
— Горит газ, невидимый нашему глазу, — пояснил журналист. — Его под давлением заправили в эту коробку.
— А это что такое? — Бруно указал на настольную лампу.
— Обычная электрическая лампочка, — Павел нажал выключатель, свет погас, затем загорелся вновь.
— Это тоже огонь? — переспросил Бруно и перевел взгляд на зажигалку. — Там огонь и здесь огонь. Горячо и светло.
— Огонь-то огонь, но разный, энергия разная, — подключился к разговору Валерий. — Лампа — это электрический ток, а в зажигалке огонь — процесс окисления газа…
Пока ученый объяснял, Павел потихоньку пробрался в спальню тетушки Лиды и, порывшись в гардеробе, выбрал наиболее понравившиеся ему вещи.
Когда Клеопатра, переодевшись, вышла к нему в новом наряде, он отметил, что она ничем не отличается от современных женщин, так что даже усомнился, стоило ли возрождать царицу, если она в обычной одежде выглядит, как и все прочие девушки. Вторая мысль, которая посетила его светлую голову, была не нова, но для себя он сделал некоторое открытие, задав себе риторический вопрос: неужели для того, чтобы все видели, что ты царь, необходимо быть одетым по-царски? Бо́льших мыслей в его голове не успело возникнуть, потому что Клеопатра, подойдя к нему, ошарашила его своей неосведомленностью в некоторых вещах. Она протянула ему чулок и беспечно прощебетала:
— Ты знаешь, всё подошло нормально, а эту вещь никак не пойму, на что надевать. Странная форма — узкая, длинная, а внутри дырка. Это что — удлинённые перчатки?
Павел смутился и, скомкав незадачливую деталь туалета в некий шарик, сунул его в карман, промямлив:
— Это тебе тетушка Лида объяснит. Мне бы теперь как-то представить тебя обществу. Вот только как?… Скажу, что ты моя знакомая. Прошу тебя — больше помалкивай и слушай, что говорят другие, а что неясно — спрашивай меня.