Завязавшиеся между ними отношения наилучшим образом подтверждали, что свободное время и отсутствие других развлечений, кроме беседы, способствуют зарождению дружбы, как бы велики ни были различия в положении и происхождении. Такого Джеймс не помнил со студенческой юности. Конечно же, он поделился с Якобом далеко не всеми своими секретами, но уже через несколько дней рассказал о смерти отца, о самых унизительных моментах нью-хейвенской жизни и о тех событиях, которые привели его в семинарию. В свою очередь, Якоб не стал скрывать горькие подробности своей юности, трагическую историю смерти первой жены и второй брак, заключенный без любви. Но до самой последней ночи путешествия он и словом не обмолвился о своей дочери Элеоноре.
Последний день плавания совпал с Рождеством 1885 года. Они отметили праздник последней бутылкой портвейна из запасов преподобного Мюлера и остатками табачного запаса Якоба. Было уже очень поздно, скорее раннее утро, чем глубокая ночь, все разошлись. Курительная комната была в их полном распоряжении. Над головой вились синеватые кольца табачного дыма, через которые с трудом проглядывали только самые яркие звезды.
— Я хотел бы, — начал Якоб, усаживаясь поудобнее, — спросить вашего совета.
— Конечно, — ответил Джеймс, скрестил вытянутые ноги и откинулся на спинку кресла.
— Речь идет о моей дочери.
— Да, помню, вы упоминали о ней. Элеонор, так ее зовут?
— Элеонора.
Якоб помолчал, сосредоточенно глядя на чашку трубки.
— Я упоминал о ней, — сказал он. — Но никогда не рассказывал.
Джеймс пригубил портвейн и приподнял брови.
— Элеонора… — Якоб помедлил, но глаз на преподобного так и не поднял. — Если бы вы встретились с ней, вы бы сразу все поняли. Она — гений, вундеркинд. Не знаю, какое слово подобрать.
Преподобный Мюлер наклонился вперед и уперся локтями в колени. Ему случалось встречать детей, которых считали исключительно одаренными. Тех, кто рано научился читать, мог решать в уме сложные задачи или с легкостью учил иностранные языки. Феномен представлял некоторый интерес, в том числе и профессиональный, он частенько подумывал, не собрать ли под одной обложкой жизнеописания знаменитых вундеркиндов? Однако дети эти по большей части совсем не были гениями, во всяком случае не такими, как Бентам, Мендельсон или Милль.
— Вы говорили, что поступили в университет в шестнадцать?
— Да, — ответил Джеймс, — еще и семнадцати не исполнилось.
— Я не сомневаюсь, что, если с Элеонорой как следует заниматься, она сможет поступить в университет через два-три года. Не то что я так к этому стремлюсь, я просто уверен, что она бы смогла.