Сначала она боролась с тревожными мыслями о том, что кашлянет или чихнет ненароком и Руксандра или отец поймает ее на месте преступления. По всей видимости, она уснула, потому что следующее воспоминание относилось уже к моменту погрузки сундука на повозку и тряской дороге в порт. Затем повозка стояла, как она предположила, на таможне в ожидании досмотра. Потом багажное отделение открыли, сквозь трещину в крышке в сундук проник свет, тогда ей показалось, что она расслышала голос отца. Вокруг повозки сновали люди, они передавали сундук из рук в руки, как мешок с песком. Должно быть, багаж отца грузили на судно уже перед самым отходом, потому что вскоре после того, как она очутилась в трюме, послышался скрежет цепей, заработал двигатель и пароход вышел из гавани. Элеонора вздохнула с облегчением и задумалась: ее план удался блестяще, но она оказалась в ловушке, спину сводило судорогой, а в животе урчало от голода.
— Эй! — позвала она, и в горле запершило. — Эй, есть тут кто?
Нет ответа. В трюме не было ни души, да и будь там кто-нибудь, рокот двигателя заглушал все звуки. Она изо всех сил ударила ногой в стенку сундука, отчасти от страха, отчасти в надежде как-то выбраться наружу. Дерево не поддавалось, но от сотрясения из нагрудного кармана что-то выпало. Она выпростала руку и дотянулась до непонятного предмета. Закладка. Та самая, которую ее мать взяла с собой, уезжая из Бухареста в Констанцу. Тонкая дубовая пластинка с узором из находящих друг на друга шестиугольников. От нее как будто исходило сияние, такое сильное, что пробивалось сквозь тьму. Элеонора представила, как мать рассеянно наматывает волосы на закладку, перечитывая любимый отрывок из «Песочных часов». Тут Элеонора и сама принялась накручивать прядь на палец — ей вспомнилось, как старшая госпожа Холверт бежала из темницы, в которую засадил ее дядя, как она сумела избавиться от оков при помощи шпильки, зажатой в зубах.
А может, попробовать? Ведь ничего другого не остается. Элеонора вывернула кисть, как куриное крыло, подтянула подбородок к груди и попыталась ухватить кусочек дерева зубами, а потом, помогая себе языком, подтолкнуть закладку к замку. К удивлению, маневр удался ей довольно легко. Через несколько минут у нее получилось просунуть закладку между крышкой и стенкой сундука. Она зажмурилась от напряжения и начала осторожно водить взад-вперед, пока не нащупала замок. Тогда она надавила, высвобождая пружину, и крышка отскочила. Элеонора села и, так и не выпустив закладку изо рта, заморгала — к сумраку покрытого угольной пылью багажного трюма надо было еще привыкнуть. Из корабельной топки выбивалось пламя, в его отблесках можно было разглядеть очертания сундуков, которые стояли вокруг. Элеонора различала контуры, но не цвета, чувствовала запахи, но не понимала их природу. С некоторым усилием она ступила на нагретый металлический пол, вытянула руки над головой, наклонилась и достала кончиками пальцев до носков ног. Потерла пальцем то место на спине, которое сильнее всего занемело, встряхнулась и повернула голову сначала в одну, потом в другую сторону. Закончив разминать затекшие мышцы, Элеонора уселась на ближайший сундук, выудила мешок с провизией и принялась за еду, заглатывая горбушки и сырные корки, как голодный удав.