Кто проторил дорогу к пакту? (Мартиросян) - страница 272

Для начала один простой вопрос. Мог ли Сталин, имея перед собой в 1939 г. коалицию наиболее вероятных и уже связанных между собой пактами о военном взаимодействии, в том числе для нападения на Советский Союз, хорошо оснащенных на тот момент основных противников в лице нацистской Германии, фашистской Италии „ милитаристской Японии не считаться с этим фактом?! Ответ: не мог! Почему? Да потому, что он знал, что в СССР не было создано хотя бы одно поколение боевой техники, которое должно было быть принято на вооружение в 1937 — 1938 гг. и которое в течение ближайших лет исчерпало бы не более 50 % запаса для модернизации. Более того. Он прекрасно знал, что только после ликвидации заговора был начат интенсивный инженерно-конструкторский штурм в целях создания именно тех образцов советской боевой техники, которые обладали бы не только высокими по тем временам боевыми, эксплуатационными и технологическими качествами, но и изрядным запасом для модернизации! Для того чтобы в этом убедиться, достаточно вспомнить, когда начались разработки и производство основных видов боевой техники, сыгравших колоссальную роль в войне!

А ведь вплоть до своего ареста именно Тухачевский, являясь заместителем наркома обороны по вооружениям, отвечал за оборонные НИОКР и создание новой боевой техники. Увы, но на этом посту его все время «заносило» со всякими сумасбродными идеями, которые отрыгнулись колоссальным вредительством в оборонной области, общая формулировка которой была приведена выше.

Один из главнейших «заскоков» Тухачевского на этой стезе — это бесчисленные эксперименты с танками. То ему хотелось иметь их сотнями тысяч, то с противопульной броней (и это в то время, когда бурное развитие получала противотанковая артиллерия), то он заказывал стальных монстров типа Т-35, то еще что-нибудь несуразное. Объективности ради необходимо указать, что конструкторская мысль в сфере танкостроения во всем мире тогда тоже шаталась из стороны в сторону — потому как еще не устоялись не только критерии конструирования танков, но и даже сами взгляды военных на этот вид боевой техники и характер их применения. Ведь у военных единственный критерий истины — война. А танки-то появились лишь под конец Первой мировой. И в полной мере еще себя не показали. Но в то же время перед конструкторами заказчиками выступают только военные. И если у них шатающиеся взгляды на то, каким должен быть танк, то, естественно, это отражается и на конструкторских подходах. Но это, подчеркиваю, всего лишь объективности ради. В реальности же, если намеренно не учитывать факт реального вредительства и саботажа, до сих пор будет непонятно следующее. Почему родившийся и выросший в России Тухачевский не хотел понимать простых вещей? Например, того, что при разработке такого вида мобильной боевой техники, как танк, тем более в условиях России, надо тщательно учитывать географические и геоклиматические особенности различных театров военных действий. Более того. Необходимо было особо учитывать традиционное, веками не изживаемое российское бездорожье, реальные возможности противотанковой обороны противника и т. п., вследствие чего при конструировании танков ставка должна была быть сделана на следующее. Во-первых, на гусеничный ход. Иначе по нашей грязи на колесах не только далеко не уедешь, но и просто не проедешь. Да и противник никогда не даст возможности двигаться на колесах по (своим) шоссе, которые в таком случае становились прекрасными опорными пунктами противотанковой обороны. И это не говоря уже о том, что наличие двух разных способов движения у одной и той же боевой машины создает фактически непреодолимую кучу технических сложностей в эксплуатации танков, особенно в боевых условиях. Во-вторых, на усиленную броню, дабы противостоять противотанковой артиллерии. А она уже в начале 1930-х гг. стала набирать мощь. И вместе с тем, учитывая это обстоятельство, не было оснований шарахаться от противопульной брони прямиком к стальным монстрам. Потому как танк средство мобильное, он должен везде проходить, а те монстры, которых заказывал Тухачевский, не могли пройти ни по одному мосту, не говоря уже об их мобильности. Ну и зачем же тогда такой танк нужен?! Откровенно говоря, трудно понять, каким это образом маршалу, заместителю наркома по вооружениям, удалось не заметить, что противотанковая артиллерия стала набирать мощь?! Возьмите, например, его «чудовище» — тяжелый танк Т-35. То, что это едва пригодное для боевых действий стальное чудище — ныне никого не удивишь. Вес 54 тонны, 5 башен, 3 пушки, 4 пулемета, 11 человек экипажа. Ни одну горку с крутизной свыше 15° взобраться не мог. Это, как говорится, само собой. Но вот ведь какое дело. Т-35 задумывался как танк прорыва обороны противника. А вот броню имел такую, что его можно было угрохать обычной 37-мм пушкой. На дистанции 500 м она пробивала броню минимум в 35 мм. Между тем, у Т-35 всего лишь передний наклонный лист корпуса имел толщину 50 мм, а вся остальная броня не превышала 30 мм. Ну и что должно было бы произойти с этим танком на войне, в том числе и в реальном бою?! Из 61 имевшегося в РККА танка Т-35 48 находились в западных округах. Всего лишь 7 из них приняли участие в реальных боевых действиях и все, как и следовало ожидать, были подбиты. Три находились в ремонте, а остальные 30 попросту сломались на марше и были брошены экипажами. Точно такой же по бессмысленности был и трехбашенный танк Т-28, имевший всего лишь 30 мм брони. Несмотря на то, что их наклепали свыше 500 шт., у всех судьба была точно такая же, как и у Т-35. Честных и патриотически мысливших конструкторов и инженеров положение с бронированием боевой техники никак не устраивало. Так, в 1935 г. заведующий центральной лабораторией Ижорского металлургического завода, тридцатилетний инженер Александр Завьялов, провел испытания брони танков Т-18, Т-26 и Т-28, состоявших тогда на вооружении РККА. Результат был печальный — снаряд самой малокалиберной 37-миллиметровой пушки вдребезги разносил броню этих танков. Удивительного в том ничего не было — по заказу Тухачевского броню для этих танков делали противопульной. Хотя догадаться о существовании противотанковой артиллерии было не так уж и трудно, особенно возглавлявшим тогда техническую политику наркомата обороны маршалу М. Тухачевскому и комиссару Автобронетанкового управления РККА П. Аллилуеву. Завьялов же, в отличие от этих наркоматовских бонз, обозвав танки того периода «ходячими гробами», поставил в повестку дня вопрос об изменении подходов к решению проблемы бронирования танков. Вполне естественным образом молодой инженер напоролся на яростное сопротивление «все знающих» начальников и производственников — те с ученым видом знатоков тыкали, что-де такие танки у всех. То, что наши основные танки того периода действительно были, только не ходячими, а ползучими «гробами», очень быстро подтвердилось в процессе гражданской войны в Испании. Внимательно изучив все тенденции в танкостроении, особенно в части их бронирования, Завьялов подготовил развернутое обоснование срочной необходимости реконструкции и модернизации советской металлургии в оборонных целях, в частности, для выпуска надежной брони для различных видов боевой техники, прежде всего танков. При содействии А. А. Жданова уже в мае 1936 г. Завьялов подробно доложил свою концепцию на заседании Совета Труда и Обороны в присутствии Сталина. Реакция была немедленной. По решению Сталина было создано новое управление «Спецсталь», куда вошли Ижорский и Мариупольский металлургические заводы. Более того. На базе их центральных лабораторий были созданы центральные броневые лаборатории, которые в 1939 г. были реорганизованы в Броневой институт. В конечном итоге только благодаря этому РККА быстро получила необходимую для создания целого шлейфа военной техники броню, которая сыграла огромную роль в годы войны. Ведь если бы не Завьялов и не массированная поддержка Сталина, то не видать бы нам ни танков Т-34, КВ, ИС, ни «летающего танка» ИЛ-2, ни хорошо защищенных броней линкоров, эсминцев и т. д. Благодаря поддержке Сталина Броневой институт под руководством Завьялова разработал и внедрил технологию производства цельнолитых танковых башен, что сыграло исключительную роль в развитии танкостроения в годы войны. В-третьих, на огневую мощь. Иначе какой смысл в «стальных конях», если они не в состоянии своим огнем подавить передовые рубежи противника, на которого ведется наступление. Но, опять-таки, все это необходимо лишь в оптимальном соотношении веса, скорости и огневой мощи. Мощная пушка на танке с противопульной броней ничего не давала, кроме уничтожения самого танка. Мощная же пушка на стальном монстре — тем более, потому как это было малоподвижное чудовище. В-четвертых, на исключительную мобильность. Иначе какой смысл разводить «стальных коней», если они будут малоподвижны. В-пятых, на простоту и надежность управления и эксплуатации. Ведь за штурвал управления должны были сесть бывшие крестьяне. В-шестых, на надежность и неприхотливость двигателя, способного работать на простом топливе. А самое простое топливо — дизельное. Его легче и производить, и транспортировать, и использовать. Небезынтересно в этой связи заметить, что с первых же шагов танкостроения в нашей стране был взят курс на применение в танках двигателей на тяжелом топливе. Еще при объявлении самого первого конкурса на создание советского танка в 1919 г. жестко оговаривалось условие, что двигатель должен работать на тяжелом топливе