— Это зачем же? — шёпотом удивились колумбы.
— Может быть, я ошибаюсь, — тихо сказал Таль-Тин, — но мне кажется, что птицы совсем небезразлично относятся к человеческим голосам. Грубых, резких, злых голосов они пугаются. Разумеется, не смысла слов они боятся, а тона, каким произносятся эти слова. А вот добрая, негромкая, певучая речь, к ним обращённая, успокаивает их так же, как плавные движения. Птицы ведь отлично понимают, когда ты к ним обращаешься. Ласку каждое животное чувствует. Голос особенно на них действует, потому что птицы — прежде всего, конечно, певчие — удивительно чутки и музыкальны.
Один за другим колумбы подходили к кусту, слегка отстраняли руками его ветки и говорили несколько добрых слов невзрачной буренькой птичке, вроде воробьихи, сидящей на лёгком соломенном гнёздышке.
— Я уже приучил её к себе, — сказал Таль-Тин, — каждый день подходил к ней и разговаривал. Теперь она не особенно боится людей.
Но как раз тут чечевичка не выдержала, сошла с гнезда на веточку, показав колумбам в гнезде пять голубых яичек с чёрными крапинками на тупом конце. Но она не улетела, осталась тут же и нежным, взволнованным голоском, очень похожим на голос встревоженной канарейки, как будто спрашивала: «Че-и? Че-и? Че-и?»
— Свои! Свои! Не тронем! — смеясь отвечала Ре. — У тебя чудесные яички!
В тот же день колумбы ещё четыре раза побеспокоили чечевичку. Первой пришла Ре и, вынув одно голубое яичко, положила в соломенное гнездо маленькое белое в красных крапинках яичко пеночки-веснички. На глазах у чечевички.
Анд нашёл гнездо славки-черноголовки; второе голубое яичко вынул и положил вместо него славкино — мясного цвета в бурых точечках. Художница Си принесла серенькое яйцо серой мухоловки.
Даже большой буйный Колк осторожно — как росинку на травке — принёс зелёное яичко лугового чеканчика и бережно опустил его в чечевичкино гнездо. Ни одно хрупкое яичко не было сломано или продавлено колумбами при перекладке из гнёзд.
Таль-Тин смотрел на работу колумбов и радовался. Какая разница между теперешним у них отношением к птицам и тем, какое — он помнит — было в его школьные годы!
Девочки тогда почему-то совсем не интересовались гнёздами, а мальчишки… Ох, лучше бы и они не интересовались! Мальчишки хладнокровно, с полным равнодушием разоряли сотни, тысячи птичьих гнёзд. Это называлось у них «собирать коллекции яиц». Одни собирали почтовые марки, а другие птичьи яички. Но марки от этого только сохранялись, а маленькие жизни, заключённые в хрупких скорлупках, гибли. Живые желток и белок коллекционеры выдували, а пустые скорлупки оставались, чтобы через год-другой, когда пройдёт увлечение, — попасть в помойное ведро.