— Всё-таки сходи в «Канцтовары» за трафаретом, а то, что это такое! Почему я должен выслушивать от вашей Ларисы вот это вот всё. Хватит! На рупь и дуй в магазин, — папа раззадорился окончательно.
То есть, если сначала его пожелание мне трафарета носили скорее рекомендательный характер, то концу своей мысли он был от всего этого вне себя. Он разогнал себя, как велосипед с горки: с фазы «качусь аккуратно подтормаживаю педалями» до «педали уже не нужны, так качусь». Ни дура-училка Лариска, над которой папа с удовольствием смеялся, ни моя несчастная школа его не волновали. Вне себя он был от того, что я не взял ключ от дома и позвонил в дверь, а он спал сном ребенка после третьей смены и спал бы еще до вечера, и встал бы добрым, ласковым и лучезарным. Это моя дурацкая забывчивость лишила его радости ходить в хорошем настроении и жмуриться в окна, за которыми все серело бы и вечерело, а моя мама бы притащила ему блок сигарет, он бы еще покурил с удовольствием на веранде, а там газета «Советский спорт», программа «Время» и снова прекрасный сон.
Теперь он один стоит посреди этого нескончаемого дня, в окна бьет солнце и зимняя слякоть, сигарет нет, газеты нет. Господи, как всё это пережить! Вот, что он думал.
И всё это из-за него, пухлого, медлительного двоечника, который эгоист и постоянно все забывает.
И вот за эгоизм и всё такое я выставлен с рублем на улицу, проваливаясь и промокая, брел в далекий магазин канцтоваров. Было одиноко и неуютно, у меня ведь тоже были планы: отлично перекусить и, соловым от еды, завалиться с книжкой на диван часа на четыре, пока никто не трясет из меня слова про школу, дневник, домашнее задание. А тут…
Хрум-хрум, хрум-хрум — хрустит снег, тяжело-то как!
Хрум-хрум, хрум-хрум — качает меня от тоски, одиночества, и ноги…эти…мокрые!
Разбудил я его, понимаешь!
Дорога идёт мимо противной-препротивной школы, а вон возле школьного забора стоят школьные рубаки: Стуфик, Виня и Наркоман, они говорят и курят, курят и говорят. Им уютно в этой жизни: еще лет пять и можно в армию, или на завод, или еще куда. А я смешон, потому что нет в моей фигуре и походке четких планов на будущее, им весело от этого, а поэтому разговор с ними может быть неприятным. Трусоватый Виня и хилый Наркоман поостереглись бы со мною связываться, но могучий Стуфик… А поворачивать нельзя, только вперед, дыхание учащенное, рубль мнётся в кулаке…