Светка кислая ходит, то и дело с кем-то эсэмэсится, а когда ей звонят, выскакивает в баню. Да сдалась она — слушать ее разговоры! Вон, опять побежала — уже в пятый раз за вечер. Михаил-младший домой так и не вернулся, Надежда Ивановна на работе. А дядя Миша принес Борьке и Лизе диск с аниме. И вот мы все сидим перед телевизором, а на экране — миядзаковский «Ходячий замок». Счастье!
— Мама, мам — а горы там, смотри, как у нас! — вертится Борька.
— Да, похожи. А зато ее родной город — как Калининград, — не забывает гнуть свою линию мама.
— А Софи эта нудная — ну вылитая ваша Танечка, — встревает вернувшийся из бани Светик, не сильно вникающий в сюжет. — Тоже молодости не ценила. Вот и состарилась до срока.
Я только хмыкаю — знаю, что там дальше у Миядзаки будет. Восьмой раз пересматриваю, а еще книжку читала. Однако Светик, похоже, в атаку пошла… Что ж я ей так не нравлюсь-то?
— Света, дома все в норме? — мама с трудом приподнимается на локте, поворачивается к Светке, внимательно в нее всматриваясь.
Но та, не отвечая, несется реагировать на поступивший звонок. Обычно-очередное хамство.
Мультфильм кончился, мама заснула, а Светы все нет. Братец шепотом пересказывает, что ему историк велел завтра делать. И где сапоги повыше взять, — чтобы змеи не того… Уговариваю Борю остаться с мамой, да разве этого уговоришь?
Потом спать легла. Разбудил собачий лай. Это рыжий кобель разрывается. Глухо-истошное: «бу-бу-бу», как из бочки. И, главное, умолкать не думает. Лает и лает, хрипит от ненависти. Цепью гремит.
Меня бесцеремонно трясут за плечо:
— Татьяна, там этот твой кобель рыжий пришел. И не уходит.
— Так в будку его загоните. Чего это он «мой»? Да он меня сожрет, не заметит… — ворчу спросонья.
Тетя Надя даже засмеялась:
— Да я не про Барбароссу нашего. Я ж тебе про этого, «Гуддэя» вчерашнего.
Вскакиваю. Соображаю, где тут на часы смотреть. За окном темно.
— Надежда Ивановна, а уже утро… Это вчера… договорились, что Михаил на экскурсию поведет… Может, впустим? По-моему, он не уйдет.
И добавляю виновато:
— Иностранец. Ни фига не понимает.
— И я — ни фига, — ворчит Надежда Ивановна, однако уходит звать раннего гостя в дом.
Он сидит на тесной кухоньке, как у себя дома. Чай пьет, улыбается. Небольшой, складный, легкий. По моим представлениям, первые летчики такими были. Романтики. Взгляд вполне безмятежный. А лицо — прицепиться не к чему. Нос, как нос, рот, как рот. Все аккуратно-среднестатистическое. Да, этот человек скорее цвет, чем форма. Рыжая башка, голубые глаза и обветренные красные щеки. Бороду он не отращивает, шея коротковата даже, кадык небольшой. А, вот интересно: руки в шрамах.