Из первого ряда поднялся младший научный сотрудник Леня Соболь.
— Простите, Иван Михалыч, — сказал он. — Но ведь это бревно даже не обработано! Его никогда не касалась рука зодчего!
— Зато, — ответил Омельянов, — его касалась какая-то другая рука, которая наклеила на него фотографию удивительного дома. Взгляните!
С этими словами он вынул из кармана и протянул собравшимся лупу.
Через минуту все сотрудники сгрудились у стола. Мельницу, привыкшую к сухим научным речам, наполнили крики восторга.
— Ух, ты!
— Вот это да!
— Именно в таких домах жили зажиточные крестьяне девятнадцатого века!
Из подписи к фотографии работникам музея удалось узнать, где она была сделана. Они решили как можно скорее отправиться в Папаново и попытаться купить дом Федора Коровина.
А на Папаново все падал и падал снег. Жителям деревни уже не хватало сил, чтобы с ним справляться.
Пьяница Никанор, который снег не убирал из принципа, однажды обнаружил, что дверь не открывается, и стал выходить из дома через окно. Отцу Игнатию хватало духу только на то, чтобы расчищать узкий проход от забора к двери церкви. И лишь Фросин двор оставался аккуратным, как прежде, благодаря силачу Герасиму.
В то воскресенье он с раннего утра чистил лопатой дорожки. Фрося, беспокоясь о здоровье медведя, повязала ему на шею толстый красный шарф. Правда, она не была уверена, поможет ли шарф, если на Герасиме из одежды все равно больше ничего нет. Она уже сварила для него кофе и теперь раздумывала, какие дела сегодня нужно переделать по дому и где что прибить.
Ну, во-первых, нужно счистить снег с козырька над крыльцом. Это придется делать самой, потому что Герасима козырек, конечно, не выдержит, а еще одной сломанной ноги ей в доме не надо. Потом хорошо бы забраться на чердак и посмотреть, не отвалилось ли чего там и не собирается ли крыша провалиться от такого количества снега.
Раздумывая, Фрося вполуха слушала, как во дворе ширкает лопата и как Герасим напевает «Ах, вы сени, мои сени…». Вдруг ей на ум пришла замечательная мысль.
Фрося быстро натянула крутку и выскочила наружу. Тут же ветер швырнул ей в лицо снежную труху. Фрося как следует покашляла, отряхнулась и бросилась по расчищенной дорожке к медведю.
— Герасим, — крикнула она, — ты хочешь петь в хоре?
Медведь перестал махать лопатой, задумчиво посмотрел на растрепанную Фросю и ответил:
— Угу.
Когда расчистка двора и козырька над крыльцом была окончена, Фрося с медведем, как она выражалась, «почайкофили» и отправились в церковь. К счастью, главную улицу время от времени, когда он не застревал по дороге, чистил бульдозер из Полево. Так что передвигаться по ней можно было более-менее свободно.