— Ева Станиславовна! — громогласно объявил Бенуа. — К вам жених!
— Какой жених? Что вы такое говори… — пропела Ева нежным голосом, но, когда обернулась, голос ей изменил. Лицо ее исказилось от ужаса. — А… Александр Николаевич, вы все не так…
— Нет, Ева Станиславовна, молодой человек ясно выразился: жених, живете вместе, ключ от квартиры забыл.
— Папаша, вы меня простите, пожалуйста, но я вашего тона не понимаю, — вмешался Богдан. — Что же, у простой пролетарской девушки не может быть жениха? Или вы этот… как его… хан… ханжа, правильно? — уточнил он у Евы и уверенно повторил Александру Николаевичу: — Или вы ханжа и считаете зазорным сожительство до бракосочетания?
— Что ты мелешь?! — закричала Ева.
— Спокойно, Евушка, я разберусь. — Богдан успокаивающе поднял руку. — Товарищ начальник, могу я с невестой объясниться в интимной, так сказать, обстановке? Вы нас, простите, пожалуйста, смущаете.
Ева со слезами в глазах смотрела на начальника, и сердце художника, только что ожесточившееся от предательства, смягчилось.
— Я вас покину на минуту, — сказал он и удалился.
Ева и Богдан остались стоять друг против друга.
— Ничего не хочешь мне сказать, красавица?
— Я все верну. Извини, я не могла удержаться. Я ничего не потратила, клянусь.
«Не понимает, — подумал Перетрусов. — Ну что ж, придется объяснить грубо». Он подошел к Еве.
— Я буду кричать, — сказала она.
— Возможно, — согласился Богдан и несильно ткнул обманщицу коленом в пах.
Результат превзошел все ожидания. Ева ойкнула, съежилась и упала на пол.
— Зачем по яйцам-то, — сдавленным голосом просипел тот, кто выдавал себя за девушку Еву.
— Я вчера как увидел, что ты лиф снимаешь, сам едва с дивана не рухнул. И руку, которой тебя за талию держал, долго потом отмывал. И мне все-все сразу стало ясно. Клиент твой в доме Петросовета недозрел, ага? Стал тебя хватать за всякое, а у тебя там неожиданное содержание.
— Как ты меня нашел? Это все твой талисман? — просипел молодой человек, постепенно принимая вертикальное положение.
— Я рад, что ты такая умная… прости, такой умный. Или осведомленный? Откуда знаешь о талисманах?
— Не твоего ума дело.
— Смешно, — согласился Богдан. — И даже дерзко. Вот только не в твоих интересах мне так дерзить. Встань и оправься, не дай бог, начальство твое ревнивое ворвется, что оно о тебе подумает. Он ведь еще не знает, да?
Лицо «Евы» выражало ненависть и страх. Страха было больше, но Богдану нисколько не было ее-его жалко.
— В общем, я предлагаю тебе два варианта. Первый — я сообщаю твоему начальнику о твоей сучьей сущности, тебя с треском вышибают с хлебного места, и ты едешь сначала в предвариловку на Лассаля, где сидишь в обществе весьма обходительных кавалеров до тех пор, пока во всем не признаешься, либо… — Богдан перевел дух и продолжил: — Либо ты во всем признаешься сейчас, потом сама… или сам, как будет угодно… увольняешься и начисто забываешь о мошенничестве.