Шум двигателя, доносящийся с севера, привлек мое внимание. Вдалеке показался автомобиль, и чем ближе он подъезжал, тем становился длиннее. Когда остановился, съехав на обочину передо мной, я понял, что это черный, супердлинный лимузин «Мерседес».
Переднее тонированное стекло со стороны пассажирского сиденья опустилось, и я подошел, чтобы заглянуть в кабину. Обнаружил, что водитель — Дюймовочка. Стоя она наверняка не дотянула бы дюйм-другой до пяти футов, а ее голова виднелась над рулем только потому, что сидела она на краешке жесткой подушки. Пожилая, худощавая, но не хрупкая, седые волосы она не красила, стриглась под Питера Пэна.
— Дитя, — обратилась она ко мне, — ты выглядишь так, будто тебе что-то нужно. Тебе что-то нужно?
Я видел, что нет смысла все многократно усложнять, рассказывая о разбитом «Форде Эксплорере», лежащем внизу на песке.
— Видите ли, мэм, мне нужно ехать на юг, и быстро.
— Куда на юг?
— Точно не знаю.
— Ты не знаешь, куда тебе надо ехать?
— Я узнаю, когда попаду туда, мэм.
Она склонила голову набок и молча смотрела на меня, а я подумал об австралийском попугае, возможно, из-за белоснежных волос и птичьего блеска глаз.
— Ты не головорез-убийца? — спросила она.
— Нет, мэм.
Я решил не говорить, что иногда я убивал, при самозащите и чтобы уберечь невинных. Убийство убийству рознь, но иногда люди нервничают, если начинаешь им объяснять, в каких случаях можно убивать, а в каких — нельзя.
— Ты насильник?
— Нет, мэм.
— Не выглядишь ты насильником.
— Спасибо, мэм.
— Не похож ты и на наркомана.
— Люди часто говорят мне об этом, мэм.
Она прищурилась, потом улыбнулась, вероятно решив, что я не пытался язвить, корча из себя умника.
— У тебя есть работа, дитя?
— Я повар блюд быстрого приготовления, временно безработный.
— Мне не нужен повар блюд быстрого приготовления.
— Я думаю, он нужен всем, мэм, только они об этом не знают.
«Питербилт», дом на колесах, и «Кадиллак Эскалада» с ревом пронеслись мимо, и мы подождали, пока вернется тишина.
— Кто мне нужен, так это водитель, — добавила она.
— Я подумал, что водитель — это вы.
— Для этой большой, старой посудины подойдет кто угодно, но только не я. Четыре дня тому назад в Мунлайт-Бэй Оскар Даннингэм, мой лучший друг и водитель в последние двадцать два года, скоропостижно скончался от обширного инфаркта.
— Это ужасно, мэм. Приношу соболезнования.
— Может, это стоило бы назвать трагедией, не будь Оскару девяносто два года. Он прожил хорошую жизнь. Теперь его пепел в урне, летит в Джорджию. А самое грустное в том, что похороны устраивает его мать.