— Если хотите поговорить, то лучше сейчас, — предупредил я. — Дорога предстоит долгая, и мне бы не хотелось, чтобы по пути у вас разыгрался очередной приступ.
Прикусила кулачок и метнула на меня быстрый взгляд.
— Вчера вечером… — начала она, осеклась и покраснела.
— Опять вы за свое. Вчера вечером сначала вы заявили, что убили Венниера, а потом, что не убивали. Знаю, убили не вы. Так что с этим мы разобрались.
Опустила руку, пристально, спокойно, сосредоточенно посмотрела на меня. Сложенные на коленях руки больше не дрожат.
— Венниер умер задолго до того, как вы приехали. Вы везли ему деньги от миссис Мердок.
— Нет… от себя, — поправила она. — Хотя деньги, разумеется, дала мне миссис Мердок. Я должна ей столько, что мне в жизни не расплатиться. Правда, большой зарплаты она мне не платила, но…
Тут я не выдержал:
— Большой зарплаты от нее не дождешься! Поймите, не вы должны ей, а она — вам; то, что она имела с вас, не имеет целая бейсбольная команда. Впрочем, неважно. Венниер попал в переделку и покончил жизнь самоубийством. Это доказанный факт. Отчасти вы сами себя убедили, что совершили убийство. Когда вы увидели в зеркале его искаженное, мертвое лицо, с вами случился тяжелый нервный приступ, который наложился еще на один многолетней давности. Вот вы и разыграли из себя убийцу. Насколько умеете.
Мерл робко глянула на меня и, как бы в знак согласия, кивнула своей светлой головкой.
— И Хораса Брайта вы тоже из окна не выталкивали.
— Я… я… — Ее лицо дернулось и побелело. Она поднесла руку ко рту и в ужасе посмотрела из-за нее на меня.
— Без разрешения доктора Мосса я бы не стал говорить всего этого. Но он считает, что уже можно. Вы, вероятно, подумали, что убили Хораса Брайта. Ведь повод для убийства у вас был, возможность тоже представилась, и, думаю, на какую-то долю секунды у вас даже мелькнула мысль воспользоваться этой возможностью. Но не такой вы человек. В последний момент вам вдруг стало дурно, и вы упали в обморок. Он-то выпал из окна, только толкнули его не вы.
Я замолчал и увидел, что ее рука опять упала на колени, легла на другую руку и стиснула ее.
— Вам внушили, что это вы вытолкнули его из окна, — продолжал я. — Внушали осторожно, постепенно, той неумолимой жестокостью, на какую способна только такая женщина и только по отношению к другой женщине. Хотя сейчас миссис Мердок никак не назовешь ревнивой, ревность могла стать поводом для убийства.
Впрочем, был у нее повод и поважнее: пятьдесят тысяч страховки — все, что осталось от состояния ее разорившегося мужа. Она безумно, властно любила своего сына — как любят только такие женщины. Жестокая, злая, беспринципная, она грубо, безжалостно использовала вас как заложницу на тот случай, если бы Венниеру вдруг взбрело в голову выдать тайну. Для нее вы были всего лишь козлом отпущения. Если хотите порвать с тем жалким животным существованием, какое вы вели все эти годы, то должны вникнуть, поверить в то, что я вам говорю. Хотя понимаю, это не просто.