— Понятия не имею. А с чего вы взяли?
— Я вас так понял. И Мерл…
— Мерл — фантазерка. Это ей померещилось. Черт побери, она сморкается в мужской носовой платок. Уж не в ваш ли?
Он покраснел.
— Глупости. Послушайте, Марло, пожалуйста, не упрямьтесь, расскажите, как обстоит дело. Много я вам дать, к сожалению, не могу, но пару сотен…
— Не злите меня. И вообще, я не имею права говорить с вами. Приказ.
— Но почему же?
— Не задавайте вопросов, на которые у меня нет ответов. И не задавайте вопросов, на которые у меня есть ответы. Я все равно ничего не скажу. Вы что, с луны свалились? Неужели вы думаете, что человек моей профессии станет говорить о своей работе с первым встречным?
— Если человек вашей профессии, — злобно сказал он, — отказывается от двухсот долларов, значит, творится что-то неладное.
Я и это пропустил мимо ушей. Взял из пепельницы толстую красную спичку и поднес к глазам. Тонкие желтые грани, белая этикетка с надписью: «Розмонт. X. Ричардс З…» — остальное обгорело. Я переломил спичку пополам, соединил концы и швырнул ее в мусорную корзину.
— Я люблю свою жену, — неожиданно сказал он, обнажив белые крепкие зубы. — Звучит пошло, но это так.
— Они жили счастливо и умерли в один день.
— А вот она меня не любит, — процедил он сквозь зубы. — И не удивительно. Последнее время мы не ладили. Она привыкла к веселой жизни. А у нас, у нас ей было скучно. Мы не ссорились. Линда умеет держать себя в руках. Но от такого мужа, как я, радости мало.
— Не скромничайте.
Его глаза заблестели, но он сдержался.
— Я нехорош собой. Немолод. Послушайте, Марло, вы как будто человек приличный. Я знаю, мать не станет просто так выбрасывать на ветер 250 долларов. Может, дело не в Линде. Может, тут что-то еще. Может… — Он запнулся, а потом, смотря мне прямо в глаза, медленно произнес: — Может быть, дело в Морни.
— Очень может быть, — оживился я.
Он поднял перчатки, ударил ими по столу и положил их опять.
— Тут я действительно свалял дурака, — сказал он. — Но я не мог предположить, что она узнает об этом. Очевидно, Морни звонил ей. А ведь обещал не говорить.
Все ясно.
— И сколько же вы ему должны? — спросил я. Ясно, да не совсем. Он опять заподозрил что-то неладное.
— Возможно, он звонил и все ей рассказал. Он — ей, а она — вам, — неуверенно произнес он.
— Тогда, может быть, дело не в Морни. — Мне вдруг очень захотелось выпить. — Мало ли. Но если все-таки дело в Морни, сколько вы ему должны?
— Двенадцать тысяч, — ответил он, опустив глаза и покраснев.
— Угрожает?
Он кивнул.
— Пусть получает деньги по фиктивным векселям, — сказал я. — Что он собой представляет? Опасен?