Уста Мономаха будто запечатало, не мог вымолвить ни слова. Стоял бледный.
– Молчишь! – с гневом произнесла Гертруда. – Тогда слушай. Прокляну тебя. Найду колдуна и велю ему сжить тебя со свету. А после покаюсь, и Бог меня простит, ибо ради правды сделаю это.
– Не боюсь того, – выдавил князь.
– А за сына своего тоже не боишься? – возвысила голос Гертруда. – Еще не ведаешь, что Мстислав в Новгороде, может, помер уже. Медведь его заломал, а случился тот медведь от ведовства. От внучки это знаю, жены Глеба минского!
– Кто?! – прохрипел Владимир, сильно накренясь вперед, к тетке.
– Какой-то волхв в Полоцке. Верно, Всеслав еще зол на тебя за разорение его градов. Берегись, племянник. Вот что бывает с теми, кто сидит не на своем столе!..
Не слушая далее, Мономах бросился вон из светлицы, понесся по сеням, по гульбищу терема. Грудь в грудь сшибся с боярином Судиславом Гордятичем.
– Судила… – князь тяжело дышал. – Гонца в Новгород… спешно.
Вдруг схватил боярина за рубаху, притянул к себе, вопросил страшным голосом:
– Куда Ставр глядел?!
– Откуда ж мне знать, куда мой брат глядел, князь, – изумился Судила.
Мономах отпустил его, шатаясь, направился прочь.
– Гонца пошлю, – пообещал боярин. – Стряслось-то чего, князь?
На высоком крыльце под сенью князь остановился, отдышался. В теремной двор с Бабина торга въехали тысяцкий и Ростиславов кормилец. Приметив Мономаха, отдали отрокам коней, поспешили к нему.
– Вести худые, князь? – участливо спросил Душило.
Мономах не заметил вопроса.
– Что, Янь Вышатич, – медленно произнес, – будет ли в городе мятеж?
– Людей не остановить, – удрученно ответил старик.
– Почему?
– Пойдем-ка, князь, в хоромы. Что на ветру стоять. Кости мои нынче тепло любят. А лишние уши разговору ни к чему.
В повалуше, на самом верху княжьего терема, Янь Вышатич проверил, крепко ли челядин закрыл двери. А перед тем выставил в сени Душила, посчитав и его лишними ушами. Тот постоял, решая, обидеться или нет, махнул: «Ну и ладно», отправился искать Ростислава.
– Ну, говори, боярин, отчего я не люб градским людям и почему нельзя успокоить их.
– Потому, князь, что старшая дружина Всеволодова тебя не поддержит. И еще потому, что среди крикунов на торгах затесались дворские люди бояр.
– Так бояре и чернь заодно против меня? – с тихой горечью молвил Владимир. – Бояре отчего, понятно. Отец не давал им притеснять градских и смердов по селам, кабалить и обращать свободных в холопов. Позволил черни искать защиту от боярского насилья у младшей дружины…
– А у кого было черни искать защиту от младшей дружины? – вставил слово тысяцкий.