Козельцев положил телефон на стол, прошел к бару, налил еще коньяку. До краев. Поднял, улыбнулся своему отражению в зеркале.
— Вот мы и уладили все наши дела, — сказал он, выпил и скривился.
День Владимира Андреевича закончился удачно. Оставалось всего ничего. Получить деньги.
* * *
Алексей Алексеевич Григорьев оперся о чугунный парапет набережной и посмотрел в черную, лениво плещущуюся о гранит маслянистую воду.
— Сколько времени? — спросил он.
У Алексея Алексеевича имелись свои часы, просто лень было поднимать руку.
— Без семи минут двенадцать, — ответила его спутница.
Это была невысокая, похожая на подростка, хрупкая девушка. Она куталась в длинный, почти до пят, темный плащ и посматривала на возвышающуюся на другом берегу реки старинную крепость.
Острый шпиль крепости дырявил черное ночное небо, а на месте дыр образовывались желтые звезды. Здание музея, монументальное, гордо освещенное десятком прожекторов, вросло в асфальт набережной сотней метров правее.
— Как тебе нравится город? — спросил Алексей Алексеевич девушку.
— А-а, — она равнодушно дернула плечом и посмотрела на собственное отражение, вяло плещущееся в черной воде. — А тебе?
— Я не люблю города с широкими реками. — Григорьев подумал и уточнил: — Я вообще не люблю открытых пространств. Дома низкие, пришибленные. Ветры — ужас. Прямо с ног сдувает. Пыль по улицам. Ветер хоронит город, город этого не замечает. Не люблю.
— А я Питер не люблю, — призналась девушка и повернулась к реке спиной.
— Почему?
— Мертвый город. Холодный… Я в нем чужая. Я Москву люблю.
— Москву?
— Да. В ней тепло и уютно. Как на кухне.
Алексей Алексеевич понимал спутницу. Он тоже любил Москву. Москва-река же, в его понимании, являлась идеалом городской реки. В достаточной степени узкая, неторопливая, замыкающаяся сама в себе, она не рождала мыслей о ничтожности человеческой жизни.
Григорьев отлепился от парапета, взглянул на часы.
— Все, пора.
Девушка пожала плечами и первой зашагала к музею. Алексей Алексеевич подхватил «дипломат» и направился следом.
Музей охранялся очень тщательно. Проникнуть в него, не потревожив сигнализацию, не стоило и пытаться. Осуществить же кражу днем мешали многочисленные посетители. Толпы любопытных соотечественников и еще большие толпы иностранных туристов постоянно толклись в огромных залах. Теоретически это было возможно, но сложно, да и народу потребовалось бы раза в три больше. А в их деле, помимо осторожности, важна скрытность. Алексей Алексеевич выбрал более простой путь.
Как бы хорошо ни охранялся музей, в его системе безопасности все-таки имелась брешь, о которой, безусловно, знала администрация и которая тщательно скрывалась от посторонних. Именно этой брешью и намеревался воспользоваться Алексей Алексеевич.