Сорока (Седлова) - страница 40

Что же касается процедуры, когда на каменку поддавалась вода и народ начинал прогуливаться друг по другу вениками, этого Ксения не понимала и всегда своевременно успевала улизнуть из бани. Всегда, но не в этот раз. Вадим, как главный банщик, решил показать Ксюше, что такое четырехслойный кайф, и, подавив вместе с Барсом ее сопротивление (а Майка только довольно хмыкала и даже не пыталась прийти подруге на помощь — вот змея!), уложили Сороку на полок. И началось! От раскаленного пара, казалось, разорвется грудь, а нос и горло — те просто сгорят или оплавятся. А по ее телу уже плясала пара горячих березовых веников, предварительно вымоченных в настое мяты. Когда казалось, что еще немного, и сознание Ксении покинет ее бренный организм, Вадим велел ей перевернуться, и все началось сначала. Жара, собственный пот, заливающий глаза, и равномерные похлопывания веником. Потом наступила небольшая пауза, Сорока уже решила, что ее мучения на этом заканчиваются, ну или почти заканчиваются, но, приоткрыв один глаз, едва не застонала от досады: Вадим просто менял березовые веники на дубовые.

Потом снова ее отдали на растерзание братьям-веникам, но на этот раз движения Вадима больше напоминали мягкий массаж, листья плавно скользили по стройным ногам, по спине, по шее, вызывая у разомлевшей Ксении совершенно неповторимые ощущения. Свой первый кайф Сорока получила.

После этого Ксюшу достаточно грубо стащили с полка и, пока она пыталась сообразить, где находится и что вокруг происходит, без лишних церемоний запихали в снежный сугроб. От ее пронзительного визга, казалось, повылетают все стекла в окрестных домах. Однако ребята сжалились над ней только тогда, когда она стала своим видом напоминать снежную бабу, правда, весьма рассерженную и без обязательного носа морковкой. Так к Сороке пришел второй кайф.

После этого ей больше всего хотелось растянуться на лавочке в относительно прохладном предбаннике, но ее, невзирая на протесты и угрозы покусать или поцарапать обидчиков, утащили опять в парилку. Третий кайф. И когда наконец ей было позволено убежать в благословенный предбанник, вместе со стаканом холодного пива Ксению посетил четвертый, самый сильный и продолжительный, кайф.

Майка, глядя на блаженно вытянувшуюся, подобно кошке на солнце, Сороку, наигранно-обиженно протянула:

— А я тоже так хочу!

— Майка, поимей совесть, я сам уже весь как свадебная лошадь — голова в цветах, а задница в мыле. Думаешь, банщику легче, чем его подопечному? Вон Ксюшка как упала, так подниматься и не думает, и мне, честно говоря, хочется сделать то же самое: у потолка пар еще горячее, чем на верхнем полке, да еще и руками поработать пришлось. Хотя… Олег, не попаришь девушку? Выручи друга, все равно просачковал всю баню, даже жену твою мне парить пришлось!