— Ну-ну… — протянул его собеседник.
— Я просто напомню тебе, Яша, что должны были знать и уметь агенты твоей Особой группы… Итак, — Павел загнул один палец, — хорошо владеть одним как минимум иностранным языком.
— Как минимум двумя, — немедленно поправил его Серебрянский. — Здесь, Паша, никто с объектами на иностранном не разговаривал.
— Немецкий? Испанский? Английский? У нас все ходы записаны! — парировал Павел и тут же продолжил: — Опыт нелегальной работы должен был быть, так?
— Тут их на это никто не проверял.
— Конечно, конечно… А у немцев в тылу они по путевке из рейхсканцелярии живут.
— Слушай, что с тобой такое? То рычишь с утра пораньше, то меня на счет моих же сотрудников проверяешь…
— Ты с разговора не соскакивай! — почти прикрикнул на своего наставника Павел. — Мое поведение, как мне кажется, к делу сейчас ни малейшего отношения не имеет! Лучше на вопрос ответь.
— Есть у «Странников» опыт нелегалки, есть, — смирился Серебрянский. — Про боевые навыки и владение гражданскими специальностями можешь не спрашивать.
— Общительность?
Гримасу на лице Якова вполне можно было счесть выражением согласия, и разговор продолжился:
— Связи за границей?
— А вот это не ко мне вопрос, — пожал плечами бывший начальник Особой группы.
— А если на косвенных?
— Тогда есть. По крайней мере, с жизнью за кордоном некоторые из них знакомы… Ладно, начальник, — Яков примирительно поднял руки, — иди, тебя еще большие начальники заждались, а я еще лысину тут поморщу.
Район села Буденичи Борисовского района Минской области, БССР.
22 августа 1941 года. 10:41.
— Товарищ Новиков, никаких новостей пока нет! — Этот ответ Сергей слышал уже раз двадцать. Понятно, что сам виноват, поскольку спрашивать, не слышно ли чего от подрывников, он начал задолго до предполагаемого времени диверсий. Еще его очень раздражало то, что бойцы и командиры отряда обращались к нему по званию или по фамилии, как в данном случае. Безусловно, повод для огорчений более чем странный, но отчего-то Сергею хотелось, чтобы партизаны считали его за своего. Но сложившаяся всего лишь за месяц существования отряда традиция этого не позволяла. Комиссар Белобородько специально пояснил, когда Новиков спросил, почему кого-то из бойцов все называют по фамилии, а кого-то по прозвищу:
— Это, товарищ лейтенант госбезопасности, у нас вроде награды такой. Отличился — получил позывной, а сиднем сидишь — так и ходи до конца войны бойцом имяреком.
Сам Сергей считал такой подход вполне разумным, если бы не одно «но» — его никто на боевые операции отпускать не собирался, и, соответственно, получить заветный «позывной» в ближайшее время возможным не представлялось. Если бы вопрос стоял о личном — гордости там или уважении, можно было бы потерпеть, но тут срывалось выполнение приказа. Несмотря ни на что, стать своим пока не получалось, и люди на контакт с «представителем Центра» не шли. Были вежливыми, даже доброжелательными, однако некоторая отчужденность чувствовалась. А ведь ни старший майор Судоплатов, ни, что как бы не хуже, старший майор Церетели