— Моя мама была хорошей, — произнесла Нелл, чеканя слова.
— Рад это слышать, — отозвался Сент‑Мор, думая, что это относится к портрету, и выжидательно замолчал. На его лице не было ни осуждения, ни озабоченности.
Никакой озабоченности. Беззаботность. Вот что характеризует его с головы до пят. Именно такими словами Нелл могла бы описать его своей подруге Ханне. Он казался ей совершенно беззаботным, но не по глупости, а по циничности натуры, не желая питать несбыточные надежды. К тому же он производил впечатление человека, который хорошо знает, что в любом случае последнее слово останется за ним.
В случае с Нелл он имел явный перевес. Его предложение было дьявольским — стать кем‑то другим. Если обычный мужчина рассчитывал получить от женщины ее тело, то Сент‑Мор требовал от нее предать память человека, которого она любила всем сердцем.
Нелл закусила губу. Она уже давно дала себе клятву никогда не торговать собой. Но никто и никогда не предлагал ей такую цену, как Сент‑Мор. К тому же, как бы там ни было, она действительно помнила эту усадьбу на картине. Она была готова поклясться в том на Библии.
Усилием воли Нелл заставила себя снова взглянуть на портрет.
— Там есть мост… Такой арочный мост над речкой, — тихо проговорила она, вспоминая, как бросала с моста в воду мелкие медные монетки. Или ей это только казалось? Медь вспыхивала ярким блеском в лучах солнца.
— Над ручьем за домом, — кивнул Сент‑Мор.
Его голос звучал совершенно нейтрально, и это ее взбесило. Неужели даже теперь он не был удивлен? Его сиятельство казался недосягаемым для житейских синяков и шишек, от которых страдали прочие обычные люди. Скорее всего за всю свою жизнь он ни разу не был напуган и смущен.
— А если бы этого моста не было? — вырвалось у нее. — Неужели вам все равно, та ли я Корнелия, сестра‑близнец леди Кэтрин Обен, которая вам нужна?
— В общем, да, меня это не особенно беспокоит, — невозмутимо отозвался Сент‑Мор.
Она тут же опустила руки, чтобы он не воспринял ее позу как признак испуга.
— Вы удобно устроились, — усмехнулась Нелл. — Это ведь не вашу мать станут называть сумасшедшей. И даже если я действительно помню это место…
Она неожиданно замолчала. Кем надо быть, чтобы украсть чужого ребенка? Что могло заставить женщину решиться на такой шаг?
У нее возникло слабое, но тревожное подозрение. Мама всегда называла Рашдена похотливым дьяволом и была твердо убеждена в своей правоте.
Сент‑Мор взял ее за руку. Она вздрогнула, но руку не отдернула. Он посмотрел ей прямо в глаза без тени улыбки на лице.