Усман приготовил странный ленч: чесночная колбаса, сладкий картофель, луковый салат. У него было немного хлеба, плавленый американский сыр и ананас. Мы пили холодное пиво, которое он привез в специальной коробке со льдом.
Мы сидели на алюминиевых стульях, положив ноги на балюстраду, алюминиевый столик с едой стоял между нами, мы смотрели на набегающие валы. Усман сказал, что сириец предлагает ему купить этот пляжный домик.
— А зачем? — спросила я. — Ты же здесь надолго не задержишься.
— Но он очень дешевый. И, кроме того, мне не на что тратить деньги.
— Разве ты не посылаешь их домой? — Я никогда прежде не расспрашивала Усмана об его домашних обстоятельствах.
— Конечно, я что-то посылаю своему брату и сестрам.
— А жене и детям?
Он посмотрел на меня, потом рассмеялся.
— Ах, Хоуп, я не женат.
— Для меня это не так важно.
Он основательно приложился к своему пиву, по-прежнему улыбаясь: мои слова его, видимо, позабавили.
— Я был слишком предан своему делу, чтобы жениться.
— Делу? Какому?
— Космосу.
Он рассказал мне, что много лет тренировался для участия в космических полетах. Когда русские открыли свои космические программы для ряда стран третьего мира, в частности, для Индии, Вьетнама и Египта, он был одним из шести египетских военных летчиков, отобранных для прохождения первоначальной подготовки. Потом он провел четыре года на самом Байконуре, в ожидании своего часа. Всегда имелся дублер, то есть к полету готовили двоих индусов, вьетнамцев, египтян. До последнего момента было неизвестно, кого выберут.
— Я-то точно знал, что меня, — сказал он просто, будничным тоном. — Видишь ли, я мечтал оказаться в космосе. Я говорил с теми, кто там был, я видел фотографии… — Он грустно усмехнулся. — Я думаю, в этом и состояла моя ошибка. Понимаешь, эти снимки были очень красивы. — Лицо у него исказилось, он поморщился, покрутил головой, вспоминая об их красоте. — Я перестал быть безупречным специалистом, и только. Я даже начал писать стихи о том, как Земля выглядит из космоса. Я думаю, в этом и состояла моя ошибка.
— Они выбрали другого.
— Я сопровождал его до самого места запуска, на случай, если с ним что-то произойдет. Но ничего не произошло.
— Печально. — В этот момент меня просто переполняла любовь к нему.
Он скорчил гримасу, означавшую «что тут поделаешь».
— А теперь американцы летают на Луну.
— Так ты говоришь по-русски? — я постаралась изменить тональность беседы.
— Ну, я почти все уже забыл… Но это тянулось долго, я был там, я был одержим одной целью, и я ее не достиг. — Он потер переносицу. — Когда я вернулся в Египет, все было уже не то, я не мог осесть, не мог успокоиться. Мне пришлось уйти из ВВС. — Он повернулся ко мне, улыбнулся. — Я увидел объявление, что нужны «инструкторы». И вот я здесь, участвую в чужой войне.