Она оттолкнула его, он перевернулся на спину, его мокрый обвисший пенис выскользнул из нее.
— О-о. Простыни, — проговорил он.
— Я люблю тебя, Джон, — сказала она, — и не вздумай об этом забыть.
— Я не забуду. Но я забыл тряпку.
— И бог с ней.
Это было воскресным утром. Он принес ей чашку чая и пошел за хлебом и за газетами. Она крикнула ему вслед, чтобы он поставил какую-нибудь пластинку перед уходом. Должно быть, он не услышал, потому что дверь захлопнулась и в комнате стало тихо.
Она перекатилась на край постели и села, свесив ноги, посмотрела на свой живот и бедра и уныло подумала, что набирает вес. Она обеими руками сжала складку на животе — да, так и есть. Она вздохнула и в рассеянности бережно провела тыльной стороной пальцев по волосам на лобке, необычайно густые, подумала она, нахальный шерстистый треугольник, и погрузилась в мысли о Джоне, о кино, о том, что приближается первая годовщина их свадьбы, о том, что они поедут на каникулы, и о том, как их проведут.
Она встала, прошла в гостиную и села на корточках перед проигрывателем. Солнечный свет широкой полосой лежал на обеденном столе, выхватывая из тени остатки их вечерней трапезы, опивки вина в тусклых грязноватых бокалах, засохшие недоеденные кусочки пищи, не счищенные с тарелок.
Она поставила пластинку и встала на ноги, напевая себе под нос. И тут все вместе: ее настроение, солнечная полоса на столе, музыкальная фраза, — волшебным образом остановили мгновение, сделали его плотным и вязким. На какую-то секунду она забыла, где находится, и, глядя перед собой невидящими глазами, мысленным взором увидела Джона, который торопливо шагал обратно домой. Она увидела освещенную солнцем улицу, блестящие машины, то, какой он смешной, когда пытается читать на ходу газету, хотя обе руки у него заняты покупками. Дома бросали тени на освещенную солнцем улицу, разрисовывая ее косыми полосами. Джон шел к ней через мрак и сияние.
Странное оцепенение прошло. Она стояла голая в гостиной, ее била дрожь. Она бросилась обратно в постель и забилась под одеяло; простыни были еще теплые.
Мохаммед бен Муса аль-Хорезми был арабом-математиком из Хивы, которая теперь принадлежит Узбекистану, одной из республик СССР. Он жил в первой половине девятого века после Рождества Христова и прославился не только тем, что ввел в употребление термин «алгебра» (это слово ведет начало от заголовка одной из его книг «Вычисления посредством восстановления значений и упрощения», «ал-джабр» означает восстановление), но, что еще более интересно, тем, что от его фамилии — аль-Хорезми — происходит слово «алгоритм». Алгоритм — это описание механической процедуры для решения задачи через конечное число шагов, его применение не требует изобретательности.