И мы поплыли.
Небо и море, море и небо. И на морском просторе — «Анна-Мария», полузатонувшее, расползающееся по всем швам судно. И на борту шхуны — десять человек, котенок с голубой ленточкой и десять тысяч свирепых крыс. И на борту этой готовой развалиться шхуны — он, бывший повелитель полмира, император Наполеон…
Второго июля 1821 года, после почти восьминедельного странствования по океанскому простору, мы, наконец, увидели землю, или, вернее сказать, — земля увидела нас и потянула к себе, разыгравшейся жестокой бурей «Анна-Мария» была выброшена на плоский песчаный африканский берег.
Судьба хранила нас: кипящие волны не помешали нам спустить все ту же шлюпку и, словно играя, донесли до берега, где она и засела, врезавшись в песок килем. Нам пришлось выбираться из воды, как мы умели и могли, борясь с волнами и обломками «Анны-Марии», — но мы выбрались. И не только выбрались сами, но ухитрились спасти и злополучного котенка.
И вот мы были на земле.
Где именно? В каких территориях? Кем заселенных?
Сами мы ответа на эти вопросы дать не могли, тем более, что крушение «Анны-Марии» произошло темной, безлунной ночью.
Но приближалось утро, и оно должно было принести нам разрешение всех занимавших нас вопросов.
При крушении «Анны-Марии» очень немного уцелело из нашего багажа. Но кое-что уцелело, в том числе пара пистолетов, герметически закупоренный рог с порохом и так далее. При желании мы могли бы развести костер, чтобы обсушиться и согреться, но осторожность советовала нам до выяснения обстоятельств ничем не выдавать себя. Найдя на песчаном берегу пологий холм, поросший редкими кустарниками, мы разгребли песок, сбились все в кучу и пролежали до утра в яме, согревая друг друга близостью тел.
Пережитые волнения сказывались в сильнейшем утомлении. Не знаю, очнулись ли бы мы от овладевшей нами апатии, если бы подверглись нападению со стороны предполагаемых обитателей этой земли или диких зверей…
Едва было изготовлено наше странное убежище, — я повалился и моментально заснул, как убитый. Но сон мой был не долог: на рассвете я проснулся и уже не мог больше задремать. Тревожное настроение овладело мной. То самое настроение, которое было так знакомо мне, участнику множества боев. Знаешь, что с рассветом загремит барабан, запоют рожки, загрохочут пушки. Будут свистать пули, и визжать картечь, задрожит земля под копытами несущейся в атаку кавалерии… И когда снова спустится на землю ночь, — трупами будут усеяны поля, трупами будут завалены канавы и перелески.
Может быть, в числе этих трупов, будет лежать и твой…