Уильям вышел за порог, оставив ее трепещущей в преддверии чего-то, чему она боялась дать название и чего опасалась и страстно желала одновременно.
Уильям прекрасно знал о риске, которому они подвергались, но его волнение было вызвано отнюдь не боязнью испортить репутацию себе или Элеанор. Больше он опасался своего сердца. Рисуя ее портрет, он кистью будет выражать то, чего не мог передать словами. А вдруг, однажды выпустив чувства на волю, он больше не сможет держать их в себе? Будет ли Элеанор возмущена его порывом? Потребует ли прекратить дальнейшие визиты? Уж лучше и дальше втайне изнывать от желания, чем рисковать быть от нее отрезанным навсегда.
Уильям влюбился, и отрицать это бессмысленно.
Для него это было давно забытым ощущением, чем-то вроде откровения. Мир вокруг засиял яркими красками, даже самые мрачные пейзажи были залиты светом. Он стал добрее ко всему, что его окружало, даже к людям, которые ему не особо нравились. Запершись в мастерской, он часто ловил себя на том, что смотрит на мольберт с незаконченным морским пейзажем, — это полотно заказал ему отошедший от дел судостроитель из Орегона, — а видит перед собой лицо Элеанор. Он обдумывал, как будет писать ее. Какими красками лучше передать золотисто-рыжеватый оттенок ее волос… Как уловить и запечатлеть на холсте неуловимое сияние ее кожи…
Он чувствовал, что она разделяет его чувства, и знал, что будет совсем несложно ее соблазнить. Мысль об этом ни в коем роде не показалась ему предосудительной. Живя в Европе, он отбросил прочь все те скудные представления о морали, которые ему внушили в детстве. Однако он хотел не моментального удовольствия в постели. Он жаждал большего — совместной с Элеанор жизни. Но разве это возможно? Он не мог оставить семью, равно как и она свою. Ему становилось тошно при мысли о ее муже, который воюет за страну, исполняя свой гражданский долг, в то время как Уильям удовлетворяет похоть на их супружеском ложе. Но еще больше это будет терзать Элеанор, он знал это. Он не сможет безучастно наблюдать за тем, как его любимую женщину гложет чувство вины, зная, что сам его вызвал.
Марта тоже такого не заслуживала. Когда-то он и ее любил, но если чувства со временем остыли, это еще не повод пренебрегать ею, ведь она по-прежнему его жена и мать его ребенка. Ради нее и Дэнни он был обязан не допустить, чтобы мелкая ложь переросла в более крупную.
И все же…
Он мечтал об Элеанор дни напролет. Он представлял, каково это — лежать рядом с ней в постели, видеть матовый блеск ее кожи на фоне своего тела, уткнуться лицом в ее волосы, которые сочетали в себе двенадцать оттенков коричневого и красного, и наслаждаться тем, как ее губы раскрываются навстречу его поцелуям. Он явственно видел ее лицо на подушке и манящий взгляд зеленых глаз, видел ее плоский гладкий живот и раскрывающиеся ему навстречу длинные ноги, принимающие его в свое лоно.