Распятие (Мануйлов) - страница 55

Я церемонно поклонился.

Испуг и изумление в глазах Галины Митрофановны пропали, она всплеснула руками и, с жалостью глядя на мои голые ноги, заговорила певуче:

— Та шо ж вы на лесопеде-то? Да до нас же автобусы ходют! Да по такой жарюке! Да по такой пылюке! Да вы ж, наверно, устали! Да вы ж, наверно, исты желаете! — и напустилась на мужа: — Митя, та шо ж ты стоишь? В бочке вода уж согрелась! Полей товарищу Сереже! Я счас рушник принесу… А как же вас по батюшке?

— Да ничего, Галина Митрофановна: рано мне еще по батюшке. И вы не волнуйтесь, пожалуйста, — попытался я остановить хозяйку, но тут уж и Дмитро Сэмэныч засуетился с радостным облегчением оттого, что так все хорошо обошлось, и я понял, что мне не вырваться.

Через полчаса я сидел, умытый, вполне чистый, и не в шортах, а в тех самых штанах, которые были куплены на ростовской толкучке, где я после армии продал свою шинель и сапоги и оделся в гражданское… Так вот, я сидел за деревянным столом, передо мною дымилась миска с красным борщом. Рядом сидел Дмитро Сэмэныч, принаряженная Светланка и еще дочка Дмитро Сэмэныча и Галины Митрофановны — Наталья, очень похожая на отца: такая же сероглазая и худощавая, выглядевшая поэтому, может быть, старше своих шестнадцати лет.

Наталья, единственная из всех, смотрела на меня без тени смущения и любопытства, словно ей каждый день приходится встречать таких парней, как я, и все они порядком ей надоели. Она смотрела на меня даже, как мне показалось, совершенно равнодушно, и это непонятно почему задевало меня. Хотелось вызвать в ее холодных серых глазах хоть какой-то отзвук, увидеть в них хоть искорку тепла. Зачем мне это было нужно? Не знаю. Но как раз поэтому, когда я начал рассказывать о своей службе в армии и подполковнике Баранове, то старался не смотреть на Наталью и не встречаться с нею глазами. Пусть думает, что и мне до нее нет никакого дела, что я видал-перевидал таких девчонок, как она, и даже лучше.

Мои рассказы, однако, не производили на Наталью никакого впечатления, в то время как остальные, и даже Дмитро Сэмэныч, который не просто служил в армии, но и воевал, то и дело крутил своей коротко остриженной головой и восклицал: «Ось воно так! Вийско — цэ зовсим другэ дило! Цэ тоби не в колгоспи працюваты!»

И только когда я стал рассказывать, как у нас в полку однажды разыграли майора Смирнова, Наталья вдруг поперхнулась, всплеснула руками и зашлась беззвучным хохотом, который сотрясал ее тело, как в припадке. И, глядя на нее, еще громче хохотали все остальные…

А уж я старался изо всех сил, оснащая свой рассказ выдуманными подробностями и такими поворотами, которые случались и не со мной, и не с майором Смирновым, а совсем с другими людьми. Или ни с кем не случались. Но это не имело значения. Главное, что мне удалось растопить ледок равнодушия в Наталье, и я понял скоро, что это равнодушие она на себя напустила зачем-то, а это было мне узнать интереснее, чем тайну Батайских складов.