Повелители фрегатов (Шигин) - страница 38

Дежурство по корпусу — стоять на главном — назначалось за неделю вперед: один из ротных командиров — капитан — в помощь которому придавались капитан-поручик или поручик и подпоручик. Капитан назначал из своей роты главного по дежурству сержанта из чиновных (т.е. унтер-офицеров или сержантов) или из гардемарин. На обязанности последнего лежала выписка порций по наличному составу и наблюдение за исправностью приготовления пищи и за порядком во время стола. Тот же дежурный сержант наблюдал за сбором серебра со столов и тишиной в классах.

Штейнгель уверяет, что табели на булки велись дежурным нечестно. Приписывались лишние булки, за счет которых хлебник пек сержанту особые хлеба. Каждый дежурный по роте также прибавлял в своей ротной табели число булок, и главный дежурный, отпуская булки в роты, удерживал несколько в свою пользу, рассылая их потом по своим друзьям Главный кухмистер Михайлыч, который, по словам Штейнгеля, «воровал преисправно», давал дежурному сержанту сахар, изюм, чернослив и готовил для него торты и другие пирожные. Штейнгель сурово осуждает эти обычаи, видя в них школу «так служа, наживаться, кривить душою и грабить; ибо кто был смелее, дерзостнее обманывал своего капитана и более снисходил к плуту Михайловичу, у того после главного дежурства оставалось».

С восшествием на престол Павла Петровича корпус тотчас же перевели в Петербург. Наступило улучшение в быте и воспитании кадет и гардемарин. Как Штейнгель говорит, «ничего похожего на спартанское не осталось, хотя соединили с греками», намекая на корпус чужестранных единоверцев, где воспитывались главным образом сыновья греков. Павел I горячо интересовался корпусом. «Занялся задраненными», по выражению Штейнгеля. Император посещал корпус лично часто и внезапно. Какого пробуя пищу в столовом зале, его величество, по свидетельству Штейнгеля, спросил директора: «Логин, не обманываешь ли ты меня, всегда ли у тебя так хорошо? » После перевода в Петербург началось преподавание высшей математики и теории кораблевождения. К этому же времени относится начало деятельности незабвенного П.Я. Гамалеи, замечательного ученого, человека необыкновенной кротости и доброты, самый строгий выговор которого был «братец нечайной». Деятельность Павла I безусловно принесла огромную пользу делу воспитания будущих офицеров флота. В этой области следы его работы ясно видны. На расширение корпусных строений была отпущена крупная по тому времени сумма в 100 000 рублей…

По-видимому, реформа корпуса в царствование Павла Петровича все же не устранила некоторых серьезных недочетов в деле подготовки офицеров флота, так как в рескрипте Александра I от 21 июня 1802 года на имя морского министра адмирала Мордвинова. Говорилось: «по донесению вашему о неисправностях и худому положении морского кадетскаго корпуса, нашел я нужным определить в оный директором вице-адмирала Карцева». Михаил Бестужев в своих воспоминаниях о брате Николае, учившемся в период деятельности в корпусе Гамалеи, описывает положение вещей, значительно отличающейся от мрачной картины, нарисованной Штейнгелем. Николай Бестужев отзывался о Платоне Яковлевиче Гамалеи, как о благодетеле, о человеке, которому он был обязан лучшей частью своего нравственного достояния. Пламенная любовь к науке, неутомимость в занятиях, «нрав тихой, ровной, кроткой… оттенок дружеский, — отеческой любви в обращении с кадетами» характеризовали этого замечательного педагога. «Любите науку, братцы, для самой науки, а не для того, чтобы надеть эполеты; невежда офицер похож на животного… под золотым чепраком с длинными ушами», — убеждал он выпускников гардемарин. Но и Гамалея не смог сразу полностью наладить обучение в корпусе. Бестужев говорит, что в образовании, даваемом кадетам, «был какой-то хаос, отсутствие всякой системы, какое-то бессмысленное препровождение времени в классах… учебников никаких не было; каждый преподавал, что и как ему вздумалось по бестолковым запискам». Диктование этих записок занимало большую часть классного времени. Гамалея поставил себе за цель искоренить это зло и принялся за составление руководств по всем предметам наук, проходимых в корпусе. Свой труд он начал с астрономии, навигации и высшей математики. За этими курсами последовали учебники алгебры, теории и практики кораблевождения. Влияние Гамалеи на воспитанников корпуса было огромное. Бестужев передает со слов брата, что «мы нетерпеливо дожидались, чтобы бежать в класс к Платону Яковлевичу… с какой любовью и почтительным уважением мы смотрели на этого худенького, сгорбленного старика…»