Бомбили нас не часто. Но дорога выматывала. Пытаемся смеяться, даже петь, а ноги заплетаются от усталости. Ездовые — в основном дядьки в возрасте, заботились о нас. Увидят, что кто-то отстает, подсаживают на повозку.
Войска наступали быстро, санбат мы не разворачивали, оказывали помощь раненым на ходу и отправляли в тыл. Шли по местам тяжелых боев. Перепаханные гусеницами траншеи, много разбитой техники, трупов. Да и наших незахороненных солдат хватало. В местах прорывов застыли подбитые и сгоревшие «тридцатьчетверки». Возле машин суетились ремонтники. Машут рукой:
— Сюда… к нам. Раненые здесь.
На раненых танкистов страшно смотреть. Особенно на обожженных. Ну, как ему поможешь, если у него почти весь промасленный комбинезон сгорел и вплавился в тело? Наступал шок от боли, другие, оставаясь в сознании, стонали. Вводим морфин, чем можем, помогаем. Но их в госпиталь надо, в специальное ожоговое отделение.
Некоторым и госпиталь не поможет, если половина кожи сгорела.
Конечно, и пехоте доставалось, но танкистам особенно. Лежат двое, все, что от экипажа осталось, смотрят на нас и не видят. Сильные контузии после удара снаряда. Многие с осколочными ранениями. Броня крошится, и кусочки металла вонзаются в тело. Кому десяток осколков, а кому и не сосчитать, сколько железа досталось.
Врачи часть осколков на месте вытаскивали. Перебинтуем раненого, как куклу, и тоже на попутку. Считалось, что мы продвигались в тылу, но во время наступления обстановка быстро менялась. Оставались островки немецкой обороны, целые воинские части в тылу оказывались.
Однажды попали под сильный артиллерийский обстрел. Только что тихо было, и вдруг взрывы. С нами пехота шла (видимо, второй эшелон), завязался бой. Снаряды вокруг взрываются, немцам наплевать на красные санитарные кресты. Неподалеку медсестру, как шапкой, взрывом накрыло, ничего не осталось. Взрывы то дальше, то ближе. У повозки задние колеса в разные стороны, лошадь остатки тащит, быстрее из-под огня. Хирург рукой показывает на кусты возле речки. Я туда побежала.
А что кусты? Это не защита. Осколки их, как траву, выкашивают. Спрыгнула под обрывчик, затаилась на корточках. Хоть и начало осени, а вода холодная. Наверное, родники поблизости. Холодная — не холодная, а жить хочется.
Просидела я в воде под обрывом часа два-три. От холода тело не сгибалось, а куда вылезать? Взрывы, пулеметные очереди. Кусок ивы вместе с огромной веткой метрах в пяти шлепнулся. Накрыл бы меня, расплющило, как букашку. Но пронесло. Стрельба понемногу стала стихать, я из воды кое-как вылезла. От холода с полчаса отходила. А ноги от того сидения в воде у меня и спустя шестьдесят с лишним лет ноют. Крепко застудилась.