Затем произошла еще одна сенсационная встреча. Уже третья за этот день.
Бывший прокурор Гуляев выступал с докладом «Конституция новой России».
Подзаголовок гласил: «Правовые основы будущего демократического государства».
Речь шла о каких-то федеральных землях. О какой-то загадочной палате старейшин. О юридическом устройстве, при котором высшей мерой наказания будет депортация из страны.
В кулуарах Гуляева окружила толпа единомышленников и почитателей. Он что-то разъяснял, истолковывал, спорил. Будущее представлялось Гуляеву в ясном и радужном свете.
Но тут явился гость из прошлого. Мы услышали шум в задних рядах. Оттуда доносились сдавленные выкрики:
— Я этого мента бушлатом загоняю!.. Он у меня кирзу будет хавать!..
Эти слова выкрикивал знаменитый правозащитник Караваев. Его держали за руки Шагин и Литвинский. Караваев вырывался, но безуспешно. Изловчившись, он пнул Гуляева ногой в мошонку с криком:
— Вспомнил ты меня, краснопогонник?!
Гуляев, заслоняясь портфелем и болезненно смежив ноги, восклицал:
— Разве мы пили с вами на брудершафт? Я что-то не припомню…
Правозащитник сделал новый усиленный рывок. Но Шагин и Литвинский крепко держали его за плечи.
Караваев не унимался:
— Помнишь Октябрьский РОМ? Помнишь суд на Калугина, девять? Помнишь, как ты намотал мне червонец?
Гуляев неуверенно отвечал:
— Вы правы. Это было. Я согласен. Но это было задолго до моего прозрения. Задолго до моего нравственного перелома.
— Приморю гада! — рвался в бой Караваев.
Шагин миролюбиво говорил ему:
— Рыло этому типу набить, конечно, стоит. Но лучше бы где-то в другом месте. Иначе американцы подумают, что мы недостаточно толерантны.
Я вышел на балкон. Впереди расстилалась панорама Лос-Анджелеса. Внизу отчаянно гудели скопившиеся на перекрестке машины. Через дорогу, игнорируя раздражение водителей, неторопливо шла женщина. Она была в каких-то прозрачных газовых шароварах и с фиолетовой чалмой на голове.
Я понял, что водители затормозили добровольно. А сигналят — от переизбытка чувств.
Разумеется, это была Тася.
Она заметила меня и подошла к тротуару. Посмотрела вверх, заслонив ладонью глаза. Затем я услышал:
— Нет ли у тебя молока или сметаны?
— Представь себе, нет, — говорю. — Было, но кончилось.
Тася загадочно улыбнулась, как будто готовила мне приятный сюрприз:
— Дело в том, что я купила собачку. Двухмесячную таксу. При этом у меня нет денег. Щенка я приобрела в кредит. А молоко в кредит не отпускают…
— Где же, — спрашиваю, — этот несчастный щенок?
— В гостинице, естественно. Я соорудила ему гнездышко.