Но он и сам жестко предупреждал: мол, мало времени, говорить нужно коротко, сразу излагая суть дела. И, не стесняясь, жевал шоколад, угощал и визави, но зэки, как правило, от сладкого отказывались. И поначалу охотно консультировал, когда видел: человеку действительно нужна помощь. Именно из тех бессвязных жалоб и понял: произвол — обыденная и неотъемлемая часть жизни на российских просторах. И не потому, что за решётку попадали сплошь невиновные, нет, но наказание часто было несоразмерно содеянному. Вот только жители зоны воспринимали это как данность, не более. Тот же Костя рассказывал: «Ну, захомутали, адвоката дежурного пригласили, а тот видит, с меня взять нечего и прямо так говорит: если, мол, я тебе нужен, тогда, мол, давай три тысячи. А откуда у меня деньги, я и своровал-то, чтоб бабками разжиться. Нет, говорю, не нужен адвокат. Ну, дяденька и рад, подпиши, мол, бумаги, что от адвоката отказываешься, ну, я и подписал. А на суде-то был какой-то другой, назначенный, но сидел молча, а главное, сволота, всё кивал, когда прокурор речь толкал…»
Но библиотечные посиделки скоро прекратились. Кто-то из дежурных офицеров доложил о нарушениях режима — зэки собираются кучей! И стали вызывать в оперативную часть всех, кто хоть словом перемолвился с ним, требовать показаний, и запугивать: не смейте подходить! А если, мол, был какой разговор, то докладывать в подробностях: что буржуй говорил, о чём спрашивал…
Профилактика пошла на пользу, и как-то молодой зэк, увидев его поблизости, намеренно громко и, неизвестно к кому обращаясь, выкрикнул: «Строит из себя делового, а сам как чалился, так и чалится… И никакие кенты ему не помогут… Мне, слышь, базарил: вам надо нанять хорошего адвоката… А где у меня лавэ на доктора? Вот же, фраерок, не хочет понимать, что…»
Только он сам к тому времени убедился: многое в том чуждом мире не поймет и не примет, только книги были спасением, у него даже появилось искушение отказаться от работы — имел такое право, только вышло бы ещё хуже. Днем неработающих зэков выводили на дополнительную проверку, а в бараке, чтоб жизнь не казалось сладкой, отключали электричество, а то зэки станут баловаться, варить чифирь. Да и библиотека днем была закрыта. Нет, дурацкой работой в швейном цехе он зарабатывал своё право сидеть с книгами, когда целых три часа, когда всего час. И обрадовался, когда Костя раздобыл для него настольную лампу. И помнит, как, придя с мороза, грел под её чёрным жестяным абажуром руки…
Да, мерзнут руки, мерзнут ноги, мерзнут мозги. Солнце уже зашло, небо стало синеветь, вот-вот и всё задышит холодом: и камни, и земля, и воздух. Вот только прыгать и бегать, как прошлой ночью, он не сможет, нет, не сможет… А если разжечь костёр? Но никаких дров поблизости нет, а идти искать не было никаких сил. Казалось, в него вселилась вселенская апатия, и он может уже не подняться, так болело всё тело.