— А кто председатель?
— Верба Анатолий Иванович, наш партийный секретарь. Свой, моряк. Вот скоро увидите, какой он.
— Хватит уж, насмотрелась.
— Я вас обидел, Искра?
— А то нет? — вспыхнула девушка и отвернулась к окну. — Словно снег на голову… Кто вас просил?
— Простите, что так вышло. Прошу вас, Искра, — горячо зашептал он на ухо.
Искра промолчала. Опустила голову, стала перебирать на коленях длинные кисти красного шарфа.
— Я могу показать вам все бухты и весь город после собрания, если хотите, — шептал матрос. — Мы сразу найдем вашего брата, Искра. У меня в комендатуре один дружок служит. Это хорошо, что вы пришли на это собрание. Очень хорошо, Искра… Теперь они все, кто тут сидит, вас будут знать.
— Не было хлопот, — буркнула Искра.
На трибуне уже стояла какая-то девушка. Стройная, красивая, но бледная. Даже на возбужденном ее лице горели лишь два маленьких румяных пятна на щеках, а подбородок, и лоб, и высокая шея были белы как мрамор. Даже чуть-чуть желтоваты — ясно, что ткачиха. Это оттого, что воздух в цеху насыщен пылью от пряжи, а окна не откроешь, да их и нет вовсе, потому что и температура и влажность воздуха должны быть постоянны. Иначе пряжа пересохнет и будет скручиваться и пойдет тогда брак. Искра это знала отлично.
— Я честно вам говорю, рано еще, мы не заслужили пока это высокое звание, — настаивала она.
— Олеся! — встревоженно спросил председатель. — Что случилось?
— Буфет без продавца. Каждый день недостача. Или кто-нибудь деньги ворует, или продукты берет без денег, — устало проговорила Олеся. — Как же нам присваивать звание бригады коммунистического труда? Стыдно! Мы раз уже доплатили из своего кармана. Второй раз доплатили. Но это же не выход из положения. Значит, не доросли.
На галерке кто-то вскочил, закричал:
— Так вы закройте этот буфет! Пусть снова продавец торгует.
— Закроем, продавец будет, а нечестный человек так и останется! — отрезала Олеся. — Душа у него черная, сознательности ни на грош. А мы не хотим так. Мы хотим, чтоб не только во всем нашем городе, но и на комбинате была идеальная чистота. И чтобы все у нас было чистое. И одежда, и душа, и совесть, и взаимоотношения, и вера в каждого. Вот тогда и присваивайте нам звание.
В зале наступила тишина, напряженная и холодная. Никто даже не кашлянул, когда Олеся шла на свое место. Все были в растерянности и недоумении. Как можно отказаться от столь высокого и почетного звания бригаде, которая первой из самых отсталых в их Новограде завоевала право называться коммунистической?
Анатолий Иванович объявил короткий перерыв.