— Они всего лишь копы, па. Да и вообще, что ты за отец, раз посылаешь меня на такое дело? Никого другого не смог найти?
Лицо отца посерело.
— Такова цена.
Дэнни отмахнулся:
— Я иду домой, па.
— Твой дом здесь, Эйден.
Дэнни поднял глаза на здание из белого известняка с греческими колоннами. Он покачал головой:
— Здесь твой дом.
В эту ночь он подошел к двери Тессы. Негромко постучал, оглядываясь, нет ли кого-нибудь в коридоре. Она не открывала. Тогда он направился к себе, чувствуя себя ребенком, уносящим за пазухой краденую еду. Оказавшись у своей двери, он услышал, как она отпирает дверь.
Он повернулся и увидел, как она идет к нему по коридору, в пальто, наброшенном поверх сорочки, босая, на лице — тревога и любопытство. Когда она приблизилась, он попытался придумать, что сказать.
— Мне все хотелось поговорить, — произнес он.
Она смотрела на него большими темными глазами:
— Послушать про Старый Свет?
Он представил себе, как она лежала на полу гостиной Примо Альевери, представил ее смуглое нагое тело на белом мраморе. Стыдно, стыдно возбуждать похоть такими картинками.
— Нет, — ответил он. — Не про Старый Свет.
— Значит, про Новый?
Дэнни машинально открыл свою дверь. Это был рефлекторный жест, но тут он заглянул Тессе в глаза и увидел, что реакция была какой угодно, только не безразличной.
— Не хочешь зайти поговорить? — спросил он.
Она стояла в пальто, накинутом на старенькую белую сорочку, и долго смотрела на него. Под сорочкой угадывалось ее тело. Бисеринки пота поблескивали на смуглой коже в ложбинке между ключицами.
— Да, я хочу зайти, — ответила она.
В самый-самый первый раз Лайла увидала Лютера на пикнике, дело было на окраине Минерва-парка, в поле на берегу реки Биг-Уолнат. Сперва решили составить компашку только из тех, кто работает на семью Бьюкенен, и собраться у них в поместье, в Колумбусе, когда сами Бьюкенены укатят в отпуск на залив Сагино. Но кто-то кому-то растрепал, а этот кто-то растрепал еще кому-то, и к тому времени, когда поздним утром этого жаркого августовского дня Лайла прибыла-таки на место, там полным ходом развлекалось уже человек шестьдесят, не меньше.
Тогда как раз миновал месяц с тех пор, как в Ист-Сент-Луисе расправились с массой цветных, и месяц этот для тех, кто пахал на Бьюкененов, прошел во мраке. Ходили слухи, противоречившие тому, что писали в газетах, и, понятное дело, тому, о чем говорили белые в доме Бьюкененов. Рассказывали о белых женщинах, резавших цветных женщин кухонными ножами, в то время как белые мужчины жгли все вокруг и стреляли в цветных мужчин, — послушать эти рассказы, так ясно, что все были словно под гнетом. Но теперь, когда после той резни прошло уже четыре недели, похоже, народ решил денек отдохнуть, развеяться, повеселиться, пока можно.