Она мягко положила руку ему на локоть:
— Без этого неприлично.
— Без негра?
Нора кивнула, глаза у нее заискрились.
— В этой части нашего района. Если бы Коглины тебя не наняли, им пришлось бы объяснять.
— Чего объяснять? Почему не провели себе электричество?
— Почему они не хотят соответствовать. — Нора с Лютером поднимались по Ист-Бродвею к Сити-Пойнт. — Здешние ирландцы напоминают мне англичан у меня на родине. На окнах тюлевые занавесочки, а брюки заправлены в сапоги, как будто они знают, что такое работа.
— Тут, может, и так, — отозвался Лютер. — Но в остальной округе…
— Что?
Он пожал плечами.
— Да скажи, что? — Она потянула его за руку.
Он опустил взгляд:
— На других улицах так не делай. Пожалуйста.
— А-а…
— Иначе нас обоих прикончат. И кружевные занавески не помогут, вот что я тебе скажу.
Каждый вечер он писал Лайле, и каждые несколько дней письма возвращались нераспечатанными.
Его это едва не доконало — ее молчание, его житье в чужом городе, чувство неприкаянности и неопределенности, да такое сильное, какого у него сроду не бывало, — но однажды утром Иветта выложила на стол почту и плавным движением подвинула ему два вернувшихся письма.
— Твоя жена? — Она села.
Лютер кивнул.
— Видимо, ты поступил с ней как-то жестоко.
— Так и есть, мэм, — ответил он. — Так и есть.
— Но дело не в другой женщине, верно?
— Верно.
— Тогда я тебя прощаю. — Она похлопала его по руке, и Лютер ощутил, как в кровь ему проникает тепло ее ладони.
— Спасибо, — произнес он.
— Не беспокойся. Она по-прежнему о тебе думает.
Он покачал головой: да чего там, он ее потерял, и это ему дочиста иссушило душу.
— Нет, мэм, не думает.
Глядя на него, Иветта медленно покачала головой, улыбнулась не разжимая губ:
— У мужчин много талантов, Лютер, но они совершенно не разбираются в женском сердце.
— Вот-вот, — отозвался Лютер, — теперь она больше не хочет, чтоб я знал, что у нее на сердце.
— Чтобы.
— А?
— Не хочет, чтобы ты знал.
— Точно.
Лютеру захотелось с головой укутаться в какой-нибудь плащ, спрятаться. Укрой меня, укрой.
— Позволю себе с тобой не согласиться, мой мальчик. — Миссис Жидро взяла одно из писем. — Что ты видишь?
Лютер посмотрел, но ничего особенного не увидел.
Миссис Жидро провела пальцем по краю клапана:
— Видишь, здесь словно размыто? И бумага волнится, верно?
Теперь Лютер и сам заметил:
— Да.
— Это от пара, мой мальчик. От пара.
Лютер взял конверт и уставился на него.
— Она вскрывает твои письма, Лютер, а потом отсылает их обратно, словно не распечатывала. Не знаю, любовь ли это, — она сжала его локоть, — но я бы не стала называть это безразличием.