В пятнадцать часов тридцать минут Городской совет Бостона принял решение назвать в честь Джеймса Дж. Сторроу либо здание, либо магистраль.
В шестнадцать часов мэр Эндрю Питерс вышел из ратуши и обнаружил, что его поджидает толпа. Люди взорвались приветственными криками.
В семнадцать сорок пять полицейские всех восемнадцати участков явились на вечернюю поверку. Тогда-то дежурный сержант каждого участка и проинформировал собравшихся, что комиссар Кёртис приказал немедленно уволить девятнадцать человек, которых он временно отстранил от работы на прошлой неделе.
В двадцать три часа на собрании в Фэй-холле профсоюз бостонской полиции проголосовал за то, чтобы подтвердить свое членство в Американской федерации труда.
В двадцать три ноль пять они проголосовали за то, чтобы объявить забастовку. Договорились, что начнется она во время завтрашней вечерней поверки. Тысяча четыреста полицейских не выйдут на работу.
Решение приняли единогласно.
На пустой кухне Эдди Маккенна влил в стакан с теплым молоком изрядную порцию ирландского виски «Пауэр и сын» и стал запивать им курицу с картофельным пюре. В кухне стояла тишина, слышно было, как тикают часы, и свет сочился лишь из небольшой газовой лампы над столом за его спиной. Эдди ел у раковины, как всегда, когда был один. Мэри Пэт ушла на собрание Общества бдительности, известного также как Новоанглийское общество борьбы с пороком. Эдди и собак-то предпочитал не наделять кличками, а потому не понимал, зачем давать название, а тем более двойное, организации. Теперь, когда Эдвард-младший в Рутгерсе ,[81] а Бет в своей монастырской школе, хоть это собрание заставило Мэри Пэт отвязаться от него. Мысль о кучке фригидных склочниц, сходящихся, чтобы повозмущаться пьяницами и суфражистками, вызвала у него улыбку.
Он поел, положил тарелку в раковину, взял бутылку ирландского, чистый стакан и отправился наверх: сегодня отличная погода, вполне подходящая, чтобы побыть на крыше и несколько часов поразмышлять. Если не считать погоды, все обернулось самым дерьмовым образом. Он даже отчасти надеялся, что этот большевистский профсоюз полиции все-таки забастует: только забастовка могла вытеснить сегодняшнюю провальную операцию в НАСПЦН с первых полос газет. Боже праведный, как же его провел этот черномазый Лютер Лоуренс, Лютер Лоуренс, Лютер Лоуренс. Имя прыгало у него в голове, как воплощение издевки, как олицетворенное презрение.
Ох, Лютер. У тебя будет много причин сокрушаться о том, что когда-то ты вылез из дряхлой утробы своей мамаши. Клянусь тебе, мой мальчик.