Да, так он провел пару недель, но потом домик снова начал на него давить и мечты потускнели: он представил, как старится в каком-нибудь особнячке на Детройт-авеню, среди людей вроде тетушки Марты, как ходит в церковь, отказывается от выпивки, бильярда и прочих радостей, а потом вдруг, проснувшись поутру, видит в волосах у себя седину и понимает, что прыть куда-то подевалась и ничегошеньки-то он со своей жизнью не сделал, только гнался за чьей-то чужой мечтой о том, какая она должна быть, эта самая жизнь.
Так что он навестил «Гусыню», чтоб отвлечься от этой чесотки в мозгах, и, когда явился Джесси, эта самая чесотка превратилась в улыбку до ушей — потому что, братцы, очень уж он соскучился по тому времечку, которое они проводили вместе, всего-то две недели назад, но ему казалось, прошло года два с тех пор, как все они валили через железку из белого города и, бывало, развлекались по полной, — уж это были времена, скажу я вам.
— Проходил я мимо твоего дома, — сообщил Джесси, стаскивая маску.
— На хрена ты ее снял? — поинтересовался Лютер.
Джесси глянул на Кельвина, потом на Лютера:
— Вы ж свои не сняли, мне-то чего переживать?
Лютер молча уставился на него: в кои-то веки Джесси изрек что-то здравое, и его малость рассердило, что он сам до такого не дотумкал.
Джесси продолжал:
— Это Лайла мне сказала, что ты, скорей всего, тут. Сдается мне, я этой женщине не очень-то по нраву, Деревня.
— Ты маску не снимал, нет?
— Чего?
— При моей жене. Когда с ней говорил, маска была на тебе, нет?
— Была, черт дери, была. Уж понятное дело.
— Тогда ладно.
Джесси отхлебнул из своей фляжки:
— Декану приспичило нас повидать.
— Нас?
Джесси кивнул.
— А на кой?
Джесси пожал плечами.
— Когда?
— Да с полчаса назад.
— Вот черт, — произнес Лютер. — Ты что, не мог раньше прийти?
— Сначала я зашел к тебе домой.
Лютер поставил кий:
— У нас что, неприятности?
— Не-а. Ничего такого. Он нас просто хочет увидеть.
— На черта?
— Я ж тебе говорю, не знаю, — ответил Джесси.
— Откуда ты тогда знаешь, что ничего такого? — спросил Лютер, когда они уже выходили на улицу.
Джесси глянул на него, завязывая маску на затылке:
— Туже корсет, подруга. Держи форс.
— Пусть задница твоя держит.
— Сказано — сделано, негритос, — заметил Джесси, покачав перед ним своим обширным задом.
И они рванули по пустынной улице.
— Присаживайтесь туточки, рядом со мной, — произнес Декан Бросциус, когда они вошли в клуб «Владыка». — Вот прямо сюда, ребятки. Не тушуйтесь.
С широченной улыбкой, в белом костюме поверх белой рубашки, в красном галстуке того же цвета, что и его бархатная шляпа, он сидел за круглым столиком в задней части зала, возле сцены. Едва они вошли, Декан призывно замахал им через весь тускло освещенный клуб, и Дымарь мгновенно запер за ними дверь, щелкнув замком. Лютер почувствовал, как щелчок отдается дрожанием где-то у него в кадыке. Раньше он бывал в этом клубе только в вечерние часы, когда здесь обслуживали посетителей, и пустые кабинки, обитые светло-коричневой кожей, на фоне красных стен казались при свете дня более невинными, зато более зловещими.