— Попробую догадаться. Большевики?
— Ты чертовски прав. Из самой России. Это не праздная болтовня, парень. Ленин сам объявил, что народ России не успокоится, пока все народы мира не присоединятся к его революции. Это, черт побери, очень даже реальная угроза для этой страны. — Он стукнул указательным пальцем по столу. — Моей страны.
Дэнни подавил очередной зевок, заслонившись кулаком.
— Как там дела с моим прикрытием?
— Почти готово, — ответил Маккенна. — Ты еще не вступил в эту штуку, которую они называют полицейским профсоюзом?
— Во вторник иду на собрание.
— Почему все так долго тянется?
— Если Дэнни Коглин, сын капитана Коглина, вдруг ни с того ни с сего попросится в Бостонский клуб, могут возникнуть подозрения.
— Разумно.
— Мой бывший напарник по патрулю…
— Тот, который заболел гриппом, знаю. Жаль его.
— Он всегда выступал за профсоюз. Я специально выжидаю, чтобы подумали, будто его болезнь меня усовестила. Пусть считают, что у меня мягкое сердце.
Маккенна запалил окурок сигары.
— У тебя всегда было мягкое сердце, сынок. Просто ты его лучше прячешь, чем большинство людей.
Дэнни пожал плечами:
— Мне кажется, теперь я начинаю прятать его от себя самого.
— Такое всегда опасно. — Маккенна кивнул, словно был хорошо знаком с этой проблемой. — Наступит день, когда ты уже не сможешь вспомнить, где ты потерял те кусочки своей души, за которые так когда-то держался. И почему ты так старался их удержать.
Как-то вечером, когда прохладный воздух пах горящей листвой, Дэнни явился на ужин к Тессе и ее отцу. Квартира у них оказалась больше, чем у него. У него была только плитка на холодильнике, а у семейства Абруцце имелась кухонька с дровяной плитой. Тесса готовила, забрав назад длинные темные волосы, влажные и блестящие от печного жара. Федерико откупорил вино, которое принес Дэнни, и отставил бутылку на подоконник, чтобы вино «подышало». Они с Дэнни сидели за маленьким обеденным столом в гостиной и потягивали анисовую.
Федерико заметил:
— В последнее время я почти не вижу вас.
— Много работы, — ответил Дэнни.
— Даже теперь, когда грипп миновал?
Дэнни кивнул. У копов были все основания обижаться на свое управление. Сотрудник бостонской полиции получал один выходной в двадцать дней, и в этот день он не имел права покидать город — на случай непредвиденных обстоятельств. Поэтому большинство холостых копов снимали жилье возле своих участков — зачем устраиваться основательно, если через несколько часов все равно топать на работу? Не говоря уже о том, что три ночи в неделю следовало ночевать в участке, на одной из вонючих коек, кишащих вшами и клопами, на которой только что валялся бедолага, заступивший на смену после тебя.