Но приличествующие формальности должны быть соблюдены — как здесь, в Шине, так и в Сент-Джеймсе, где упокоилась ее величество. Нужно дать Тайному совету время для принятия решения. Процедуры и церемонии, предшествующие объявлению меня королевой, будут происходить по всем законам. Я смиряю свое нетерпение и жду лордов, которые должны заявиться ко мне, или вызова ко двору.
К полудню я от тревоги просто не нахожу себе места. Как же так, за мной уже наверняка должны были прислать. Я не могу сидеть спокойно, хожу туда-сюда по комнате, ломаю руки. Я должна знать, что происходит.
В последние недели я слышала разговоры о том, что придворные покидали умирающую королеву и уезжали в Хэтфилд, служить принцессе Елизавете, предвидя ее восхождение на трон. Что ж, скоро они узнают, как ошибались; и если Елизавета рассчитывает получить какие-то выгоды от их поддержки и отказать мне в том, чем я должна владеть по закону, то лучше ей сначала хорошенько подумать. Но я проявлю милосердие ко всем, даже к ней. Мое царствование начнется не с обвинений и приговоров, но в сиянии славы и всеобщего одобрения. И я найду Елизавете хорошего мужа, чтобы он держал интриганку под присмотром.
Я уже больше не могу выносить томительное ожидание. Закутавшись в плащ, я говорю матери, что уезжаю во дворец Сент-Джеймс, и приказываю приготовить мне лодку. Зову своих горничных и поторапливаю лодочника.
Когда мы наконец высаживаемся у Вестминстера, я вижу собравшиеся там громадные толпы. Почему же я не получила вызова раньше или сообщения от Тайного совета? Может быть, они не знали, где меня найти? Я проталкиваюсь сквозь толпу, чтобы поскорее попасть в Сент-Джеймс, и тут замечаю герольда, который встает на мостик и разворачивает пергаментный свиток.
Как хотите, но тут происходит нечто странное — как можно заявлять о воцарении монарха еще до того, как самого монарха об этом известили?
— Слушайте меня, слушайте, добрые люди! — кричит герольд. — Елизавета, милостью Божьей королева Англии, Франции и Ирландии, защитница веры, шлет приветствия своим возлюбленным подданным и приказывает мне зачитать обращение ее величества.
Елизавета? О господи! Как это может быть? Королевой должна быть я, Катерина, милостью Божьей… такова была воля королевы Марии. Нет, здесь что-то не так, все не так… тут произошла какая-то прискорбная ошибка! Кто-то должен сказать об этом герольду!
Но ничего подобного — он громко оглашает послание:
«Поскольку Господь Всемогущий, к нашей глубокой скорби, решил по милости Своей забрать к Себе из этой жизни нашу дражайшую сестру, светлой памяти Марию, прежнюю королеву Англии, — упокой, Господи, ее душу — и возложить на нас, как на единственного истинного наследника по крови и закону преемственности, корону королевства Английского, мы настоящим обращением ко всем нашим подданным сообщаем им, что они освобождаются от всех обязанностей и верноподданнических обязательств перед нашей покойной сестрой и с этого дня по закону Божескому и человеческому несут обязанности только перед нами, их полновластной госпожой и королевой. Мы со своей стороны обещаем им любовь и заботу, дабы они жили в благополучии, и не сомневаемся, что они будут блюсти свой долг, как то и подобает законопослушным, добрым и истинно любящим подданным».