А тем временем великолепный заход за окном сменяется бархатной синевой вечера. Когда наступает полная тьма, я зажигаю свечу, довольно долго просидев перед этим без света, погруженная в свои бесконечные переживания. Заставляя себя не думать о худшем, я воображаю, как защищаюсь перед лицом королевы. К сожалению, я не могу найти аргументов, чтобы убедить Елизавету в своей невиновности. Уж не знаю, правду ли болтают о ее отношениях с лордом Робертом Дадли, но должна же эта женщина иметь представление о том, что такое любить и быть любимой. Так почему Елизавета столь жестока ко мне? Неужели потому, что сама она попросту не способна на любовь? Зная королеву, я легко могу в это поверить.
Я лежу в этом страшном месте, вдали от моего возлюбленного, и мои путаные мысли постоянно возвращаются к нему. Где Нед сейчас? Все еще во Франции? Или его вызвали обратно в Англию? Может быть, он уже здесь, в этой же самой башне, где-нибудь совсем рядом. Эта мысль одновременно утешает и тревожит: Неда запросто могут обвинить в том, что, женившись на принцессе крови, он совершил государственную измену.
Уже поздно, в комнате становится прохладно, и я вижу за кроватью черные тени, — может, там мечутся демоны, а за окном ухают на дереве совы. От их жутковатых криков кожа у меня буквально покрывается мурашками. Только бы сова не села на крышу моей башни: это верный знак смерти. И я вдруг начинаю молиться: прошу сов улететь. Но они продолжают свой замогильный гомон, и это тоже кажется мне дурным предзнаменованием.
Я невольно думаю о том, сколько еще несчастных до меня были заперты в этой камере и мучились теми же страхами, что и я. Сколько из них вышли отсюда только для того, чтобы встретить свою страшную судьбу? Выпускали ли хоть кого-нибудь отсюда на свободу? А если нет, то покинули ли узники на самом деле это место? Может быть, их неупокоившиеся души продолжают обитать в Тауэре, бродят здесь по ночам? Темнота подстегивает мое воображение, и передо мной возникают самые ужасные образы. И вот я уже почти не сомневаюсь, что меня ждет судьба моей бедной сестры и что призраки тех, кто ушел отсюда на плаху, готовы обрести плоть.
Меня трясет, мне отчаянно хочется человеческого тепла, но уже поздно, и все наверняка спят. Я кричу: «Эй! Есть здесь кто-нибудь?» Нет ответа. Я лихорадочно колочу в дверь, но та по-прежнему остается закрытой, и тогда я кричу еще громче, но меня никто не слышит. Я, чуть не падая, иду к окну, ожидая увидеть внизу стражников. Но вижу там только двух идущих девушек. Одна кажется мне подозрительно знакомой, но девушки исчезают из виду, прежде чем я успеваю их толком разглядеть. И теперь я, похоже, остаюсь совершенно одна в самом сердце лондонского Тауэра — жертва собственных страхов и призраков, которые наверняка обитают в этом скорбном месте.