— Да уж. Что поделать — люблю тебя, стервеца.
Приближение Саймона Кларисса чувствовала спиной, как пловец гигантскую волну, — и тихо впадала в панику.
— Тони, как я выгляжу?
— Бриджит Бардо, 1956 год.
— Такая старая?
— Нет, такая роскошная.
— Кларисса? — Голос протянулся к ней сзади театральным крюком, ухватил за горло, уволок со сцены — с ее сцены, с ее вечеринки.
— Саймон…
Кларисса обернулась. Сдохнуть можно, до чего хорош! Хорош с головы до… туфель — шоколадных мокасин от «Прада», коллекция нового сезона. Смелый, почти вызывающий выбор. Все мужики брали в «Прада» обувь трех цветов: черного, угольно-черного и эбеново-черного. Разумеется, все, кроме Саймона.
А рубашка?! Последний писк от Армани… Стоп. Кажется, есть слабина: живот у него чуть мягковат… или это складки ткани так легли?
Она обняла Саймона. Рука любопытной змеей обвилась вокруг его талии. Саймон набрал вес. Кларисса знала, что он знает, что она это заметила; он знал, что она все замечает.
Но почему-то этот жирок делал его более привлекательным. Более уязвимым, что ли.
— Отменно выглядишь. — Голос у Саймона все так же глубок, все с тем же британским акцентом, не утраченным за пятнадцать лет жизни в Лос-Анджелесе.
«Держится за свой акцент, как за спасательный круг», — подумала Кларисса, послав улыбку блондинке. У Саймона имелся и физический изъян: он почти не мог читать; прежде сущий позор, теперь дислексия стала для него чем-то вроде визитной карточки.
— Пенелопа, — представил Саймон свою спутницу. Как будто кто-то мог этого не знать!
— Как будто кто-то может этого не знать, Саймон.
Кларисса с улыбкой пожала крохотную лапку с кольцами на большом пальце и разрисованной хной ладонью. Бесфамильная блондиночка улыбнулась в ответ с теплотой мурены, пробудившейся от глубокого придонного сна.
— Что выпьете? — В роль радушной хозяйки Кларисса нырнула с легкостью опытного пловца.
— Я не пью, — заявила блондинка.
«Брр, — внутренне содрогнулась Кларисса. — Алкашка, значит. Это в восемнадцать-то… в девятнадцать от силы. Куда только катится мир?!»
— В таком случае, «Перье» с лаймом, — кивнула она. — А твой «Кир руаяль» уже на подходе, Саймон! — И удалилась, оставив Тони Би разгребать обломки.
Обернись сейчас Кларисса, она бы увидела, как Саймон смотрит ей вслед — с желанием и опаской одновременно, в плену прошлого и в восторге от настоящего: «Кларисса помнит его вкусы. Кларисса все еще любит его…»
Но она не обернулась.
Кларисса с боем протолкалась к бару сквозь надушенную толпу, принимая каждый брошенный ей комплимент с непринужденностью профи. Единственным, что слегка выбило ее из колеи, был подслушанный (почти непреднамеренно) разговор малолеток, не старше четырнадцати, даже с учетом поддельных документов. Тощие фигуры из области геометрии — сплошь локти и коленки, ни намека на бедра; раздутые от гормональных инъекций губы, кожа, лоснящаяся то ли по молодости, то ли от преждевременных визитов к дерматологу, блеск волос и ногтей, купленный в салоне красоты. Кларисса подозревала, что их мамаши (больше похожие на слегка поблекших старших сестер) уже натаскивали своих чад на то, чтобы занять ее, Клариссино, место.