С Клодом, третьим в кружке, в который он вторгся, он поздоровался мимоходом, едва взглянув на него. Клода в расчет можно не принимать. Нет. Вдобавок он, говорят, возлюбленный Сесили. Это обстоятельство делало его в глазах Альвина врагом. С другой стороны, оно настраивало оптимистически. Клод был не выше, чем он, ростом, вот видите, если Сесиль, а она на целую голову выше, приняла этого длинноволосого пройдоху, значит, и у него есть шансы. Надо надеяться, что Бюсген не домогается Клода, вдруг пришло ему в голову. Вот это будет да, значит, он все-таки совершил глупость и помешал редактору осуществить свои любовные планы. Альвин по собственному опыту знал, что человек, который добивается твоего расположения, ничем так не может испортить себе дело, как встав тебе поперек дороги в этой области. Но Клод славился тем, что вокруг него вились многие женщины. С фигурой мальчика, лицом мужчины, а глазами грустной южанки он был их героем. Может, Бюсген в него и вправду влюбился? Сегодня Бюсген пришел без своего белокурого юнца. Альвин решил, что на Клода надобно все же бросить два-три дружеских взгляда.
Впрочем, те трое заговорили весьма лаконично, как только возле них, нерешительно держа рюмку с коньяком у груди, остановился Альвин. Своей извинительной речью он вызвал лишь вымученные улыбки у всех троих. Он чувствовал, что медлить более нельзя, он должен оправдать свое вторжение вопросом или сообщением, которому можно придать хоть видимость значительности. Тут Альвин поймал себя на том, какое удовлетворение доставило ему открытие, что Клод не выше, чем он сам. Да, даже Бюсген не выше, чем он, ни на сантиметр. Одна Сесиль высилась над ними. Кого она вознесет до себя? Бюсген снял с красно-бурого лица тяжелые темно-зеленые очки в роговой оправе. Стал покачиваться, подниматься на носки, глядеть в пол, под ноги Альвину, а потом на Альвина, опускал уголки безгубого рта книзу, и тогда сразу же, словно нос судна, выныривал его угловатый подбородок (казалось, он тут же коснется тонкого, низко нависшего над сжатым ртом носа), всем своим видом Бюсген выказывал ожидание, какое выказывает профессор, взглядывая на экзаменующегося, который уже целую вечность не отвечает на заданный вопрос, так что каждую минуту можно ждать, что профессор не выдержит долее беззвучных разрывов секунд, и голова его, склоненная с холодным, но все еще внимательным выжиданием, начнет многозначительно, заканчивая экзамен, покачиваться; это покачивание экзаменующемуся никакими молящими взглядами не прекратить. Вот Гарри Бюсген уже согнул в дугу темно-зеленые очки, на что с удивлением вытаращился Альвин, и продолжал их сгибать, пока внешние углы оправы, от которых отходят дужки, не сомкнулись, да, сейчас раздастся громкий треск. Но жестокая игра маленьких ручек на этом не кончилась. Оправа, видимо, была из неломкого материала. Бюсген пошел дальше, пытаясь расплющить круг, в который он согнул оправу, оба стекла уже коснулись друг друга, но перемычка не ломалась, внезапно раздался резкий щелчок, Бюсген разжал пальцы и оправа, рывком разогнувшись, приняла первоначальную форму. Альвин вздохнул с облегчением. Сесиль и Клод тоже следили за манипуляциями Бюсгена. Альвин заметил, что Бюсген теперь поглаживает очки, но собирается изогнуть их в другую сторону. Альвин вскинул глаза, посмотрел на Бюсгена в упор. Тот улыбался.