— Впрочем, — сказала Алиса, обнажив новые зубы, — они мне очень нравятся, вот только говорить первые дни было трудно, язык никак не попадал на нужное место, но теперь все отлично наладилось.
Альвин за весь вечер еще не присмотрелся к ней как следует. Теперь же диву дался. Сверкающе-белая костяная завеса во рту, и при малейшем движении губ — ослепительный оскал, отчего Алиса казалась вызывающе-дерзкой, отважной, настоящая женщина-вамп, широкобедрая амазонка, зубам которой явно недостаточно только жевать пищу. У всех было такое ощущение, что этими зубами Алиса совершит какое-то прекрасное, какое-то безумное деяние, а сверкающая ее улыбка всего лишь его слабенький, заблаговременно мелькнувший отсвет. Зубы выглядели особенно большими оттого, что ее коротко остриженные волосы были уложены совсем гладко. Чего-либо более значимого и крупного, чем зубы, на лице не осталось, зубы получили теперь ту же значимость, что и грудь Алисы, а грудь до сих пор имела для Алисы первостепенную значимость. Сейчас Алиса рассказывала о своем носе, который, слава Богу, благодаря последней операции обрел окончательную форму. Вдобавок, как только она стала сниматься, она опять похудела — голодная диета, какой еще не бывало, — но ей это пошло на пользу, в первую очередь у нее худеют всегда живот, ягодицы и бедра, а грудь остается огромной, какой была испокон веку, это ее резерв, он обеспечивает ей на все времена хорошую фигуру, ведь благодаря диете она может доводить прочие части тела до такой худобы, чтобы грудь казалась колоссальной…
Альвина поразило, с какой непосредственностью выставляла Алиса свое тело на всеобщее обсуждение. Но постепенно он уловил, что ее болтовня вовсе не была такой уж непосредственной. Глаза ее сверкали, руки стремительно двигались в воздухе, а пальцы судорожно переплетались — Алиса, видимо, приняла свой обычный наркотик, потому и пришла в лихорадочное возбуждение, болтала без удержу; даже когда она говорила тихо, голос ее звучал резко. Гости вокруг улыбались и шепотом обменивались замечаниями.
Вполне возможно, Алиса Дюмон сидела бы на стойке бара до тех пор, пока — как только наркотик перестал бы действовать — она не обессилела бы, не стала бы что-то бессвязно и шепеляво бормотать, бессмысленно вращая глазами; но внезапно в бар ворвалась ватага гостей, помешала Алисе продолжать ее речи и спасла ее. Это были молодые люди, приятели Анны Фолькман. Они дышали так, словно выбились из сил, лица у них покраснели, в растрепанных ветром прическах повисли тающие снежинки, поблескивающие уже в виде капель. Они просили убежища. Праздник нужно продолжить. Не могут ли Анна и Ганс присоединить к нынешнему вечеру и свадебное торжество, ехать домой невозможно; пока они добегут до машин, на них не останется сухой нитки, они загубят свои туалеты и простудятся насмерть. Анна и Ганс заулыбались, госпожа Фолькман заявила, что премного обязана погоде, ведь обычно гости неожиданно собираются и уезжают, оставляя безутешных хозяев в прокуренных салонах.