На обед кардинал убыл в мрачном молчании, и Карл, ожидая, когда легат даст команду сворачивать дела и покидать Фожерен, в мыслях уже прикидывал, какого веса нагрудный крест он, как новоиспеченный каноник, закажет у лучшего майнцского ювелира. Выходило, что крест нужно делать в полтора фунта, не меньше…
Однако после трапезы кардинал об отъезде даже не заикнулся. Деловито прошествовал в допросную мимо Карла, захлопнул дверь перед самым носом священника, после чего приказал возвратить в родную клетку Бернара, а к нему доставить томящегося в подземелье старосту. К разговору со старостой не был допущен даже сам Швальбе, и Карл начал проявлять беспокойство. К августинке не ходи, инквизитор что-то задумал. Но что именно? Это нужно было выяснить любой ценой, до того, как Годэ не начал действовать!
Делая вид, что он томится от вынужденного безделья, Карл вышел на улицу и начал неспешно прогуливаться по двору. Ага. Окно в допросной, рядом с которым должен сидеть кардинал, осталось приподнятым на полставни… Карл, словно записной деревенский бездельник, прогулявшись вдоль стены дома, выбрал место, откуда лучше всего слышались приглушенные голоса, сел, опершись спиной на прогретую за день стену, и превратился в слух.
– Ты не понял, крестьянин, – продолжал говорить Годэ. – Мне не нужны твои деньги и твои женщины. Женщины, может быть, и заинтересуют моих людей, но, поверь, савойские наемники возьмут то, что захотят, без твоего разрешения. Речь идет о том, выйдешь ли ты отсюда целым. Заметь, я не говорю «живым». После того как над тобой потрудится Швальбе, ты будешь просто молить о смерти…
– Так что же вы на самом деле хотите, святой отец? – голос старосты звучал глухо и обреченно. – Вы уж объясните селянину неразумному, а я уж постараюсь услужить чем могу. Только пока что ничего я не понял…
– Все ты отлично понял, смерд! – голос кардинала источал чистый змеиный яд. – В Фожерене есть тайные еретики. Трое. Нет, лучше пятеро. Ты мне на них укажешь и обеспечишь еще свидетелей. Мы их осудим и очистим твое стадо от шелудивых овец. Это понятно?
– Теперь уже почти что понятно, – крякнул глава фожеренской общины. – Есть у нас тут одно семейство. Злодеи, всяко хуже любых еретиков. У моего рода, который издревле пшеницу растит, с маслобойщиками давняя вражда. Деды сказывают, что началась она с тех давних пор, еще когда римляне у деревни свой форт держали. Ихний маркитант сказал, что будет провиант закупать в деревне только из одних рук. Вот наши пращуры за тот подряд горшки и побили. До сих пор спим и видим, как друг друга со свету сжить…