— Они нацеливались на эту банду. Надеялись, что возьмут того, кто стоял за Марти. И того, кто стоял за ним. Сами знаете.
Как костяшки домино, — объясняет Бенни. — Вся затея провалилась. Закончилось все какими-то судебными соглашениями.
— То есть за ним нет мокрых дел?
— За Марти? Нет. Марти вор. Но не убийца. Марти… — Бенни смотрит на горящие фонари, осветляющие ночное небо. — Марти забавный. Толковый парень. Родись он в другом районе, с деньгами и возможностями… кто знает…
— Если он вернется в Нью-Йорк, куда направится?
Бенни отворачивается.
— Марти? Не думаю, что он вернется. Но если все же приедет, то искать его можно где угодно. Он будет бродить по улицам, пялясь на здания, торчать в книжных магазинах… сидеть на пирсе, свесив ноги в воду. Да откуда мне знать?
— Другие друзья у него есть?
— Я единственный друг. О прочих мне неизвестно.
— Девушки?
— Единственная, о которой я знал, моя сестра.
Они говорят еще с минуту, потом Дюпри благодарит Бенни и берет с него столь же бессмысленное обещание, что и с его сестры:
— Если Винс с вами свяжется, позвоните мне, ладно?
— Конечно, — заверяет Бенни и берет визитку полицейского, даже не взглянув на нее. Дюпри идет назад к машине, пытаясь подвести итог. На часах почти два пополуночи.
Чарлз сидит, опершись на руль.
— Ну и?
— Они виделись.
— Он сам тебе сказал?
— Нет. — Дюпри поводит плечами. — Но он говорит о нем в грамматическом настоящем времени. Разве не странно? Если не видел кого-то три года, станешь говорить о нем в настоящем времени?
— Точно, точно, — соглашается Чарлз. Он переводит взгляд на дом Девриса, потом обратно. — А что это за хрень такая, грамматическое настоящее время?
* * *
Когда один день сменяет другой? Часы и календари утверждают, что в полночь. Но человек, ориентирующийся на часы, все равно что робот. На дневной свет? Позволить солнцу определять твою жизнь не намного лучше. Тогда чему верить? Сознанию? Значит, день начинается, когда ты встаешь с постели и вступаешь в него? Есть какой-то неизменный момент, когда переходишь из одного дня в другой? Даже не ложась спать, Винс всегда ощущал, когда один день кончается и начинается другой. Нет правила, описывающего, когда это происходит. Но ты всякий раз чувствуешь. Если бы его заставили определить этот миг, он назвал бы закрытие — когда бары закрываются. Именно тогда и заканчивается день для Винса. В два часа ночи в Спокане, в три здесь, в Нью-Йорке. В это время Винс чаще всего ощущает, что переходит из одного дня в следующий, когда мир меняется, и он освобождается от прошедшего.