Он вскинул три пальца.
— Честное бойскаутское, никогда ни за кем не шпионил.
— А вы сказали бы мне, если бы и сейчас занимались тем же?
— И хорошим бы был я шпионом, если бы сознался в этом, верно? — Рейлли заметил, как у нее вытянулось лицо, и добавил: — Ничем таким я не занимаюсь.
— А ведь это вполне объяснило бы, почему кто-то в вас стрелял.
— Это вполне мог быть и ревнивый муж.
Алисия попыталась было сохранить серьезность, но расплылась в улыбке, а потом и расхохоталась.
— Вы можете хоть к чему-нибудь относиться серьезно?
— Только к тому, что этого заслуживает.
— А ко мне? Нет, постойте, я не хочу слышать ответа.
— Но все же услышите. Да, миссис Уорнер, очень серьезно. А теперь, полагаю, пора наложить на вас епитимию?
— Я же предупредила, что все будет зависеть от того, устроит ли меня ваш выбор.
— Что вы думаете насчет того, чтобы съесть десерт в постели?
Алисия поднялась с места.
— А вы, вижу, идете напрямик.
— Стараюсь.
— Вероятно, мне стоит впасть в переживания по поводу того, что утром ты не будешь меня уважать, — сказала она, направляясь внутрь.
Лэнг тоже встал со стула.
— Не забывай, что ты еще не очень хорошо знаешь меня.
— Интересно, почему мне кажется, что я не стала бы так поступать, если бы знала тебя получше? — иронически отозвалась она.
Лэнг покинул ее дом на следующее утро.
Его мысли были слишком заняты невысказанными обещаниями и очевидными прямо сейчас последствиями, и он вовсе не обратил внимания на то, что в бригаде садовников, обихаживавших и без того подстриженный и ухоженный газон, не было ни одного человека с испанской внешностью. И подавно Лэнг не мог знать, что, когда он отъехал на милю, рабочие, четверо крупных мускулистых мужчин, двигавшихся согласованно, как военные на плацу, без лишней спешки собрали свое снаряжение и, перейдя улицу, направились к дому Алисии.