Она не нашла, что ответить на его первые обращенные к ней слова.
— Нам понадобится время, Наташа, — прошептал он с нежностью. — Вы видите, что я не осмеливаюсь даже говорить вам «ты». Мы совершенно не знаем друг друга, но я очень хочу узнать о вас все. По крайней мере, то, что вы сами захотите мне рассказать. Не будем спешить. Возможно, понадобятся годы, чтобы восполнить то, что мы потеряли.
Он сделал знак бармену подойти.
— То, что вы молчите, это неплохо. Я позволю себе говорить за двоих.
И вскоре Наташа поняла, почему молодая Ксения Федоровна поддалась обаянию этого мужчины, почему пронесла любовь к нему через все бури, возникавшие из их гордости, чувствительности, их самых сокровенных страхов. Через все, что уготовила им судьба. И тем не менее они опять расстались.
— Это у нас получается лучше всего, — сказала как-то ее мать с отчаянием.
В первый раз Наташа сочла их разрывы огромной несправедливостью. Спустя годы она будет вспоминать эту первую встречу с отцом в послевоенном Берлине, в баре, освещенном тусклым светом свечей. Его предупредительную вежливость. Его умные глаза, высокий лоб. В то время все было зыбко, и мир мог снова с грохотом обрушиться в пропасть новой войны.
Когда он наклонился к ней, молодая женщина почувствовала запах табака и одеколона. Она пришла сюда, чтобы слушать, и она это делала, молча впитывая слова, как губка. Еще раньше она пыталась угадать характер своего отца и историю их отношений с матерью. Все, что он говорил, было подтверждением ее предположений. Верный своему обещанию, Макс говорил за двоих, но они оба еще держались настороженно. Он показывал, что доверяет ей. Время от времени в разговоре возникали паузы, но они не были вызваны скованностью. В тот вечер между ними зародилось доверие, хотя ни она, ни он этого пока не осознавали.
В ту ночь, вернувшись в свою комнату, Наташа лежала без сна, прислушиваясь к гулу пропеллеров и вспоминая о каждой сказанной отцом фразе, о том, с какой искренностью он говорил, о правдивых вещах, рассказанных ей отцом, открывавшим ей душу скованность. Она испытывала благодарность к Провидению и к Берлину, которого еще не знала. Этот город странным образом, по-своему, помогал ей. Его жители боролись за свободу и правду, эта борьба стала теперь и ее личной целью. Но, может быть, именно потому, что эта свобода удерживалась на тоненьком волоске, ее отец, не теряя драгоценного времени, говорил о самом главном.
Линн Николсон смотрела в окно военной машины. Замерзшая под молочным небом немецкая провинция советской зоны казалась чем-то монотонным и враждебным. Указатели на русском языке при въезде в населенный пункт. Сожженный сарай и остов разобранного трактора. Зловещего вида забор из колючей проволоки, зачем-то установленный на перекрестке дорог. И ни одной живой души в пределах видимости. Словно все улетели на небо.