— С тобой все в порядке? — с тревогой спросила Лулу.
— Не знаю, Лулу. — Мак попыталась проглотить комок в горле. Один вид Энди вывел ее из равновесия, в памяти всплыло все, что их соединяло, все, что им довелось пережить вместе. Как мало осталось людей, с которыми она могла быть откровенной. — М-м-м, Лулу, я подумала…
— Ты хочешь, чтобы я приклеилась к тебе, пока не закончится процесс, — уверенно закончила за нее та. — Я с радостью останусь рядом с тобой. Так сказать, сочту за честь. — Ее ярко накрашенные губы изогнулись в широкой улыбке. — Я слишком хорошо тебя знаю, Мак. Это твое «я все могу сама» со мной не пройдет.
— Нет, мне вовсе не нужно, чтобы меня водили за ручку…
— Конечно, не нужно, но у тебя нет выбора. Ты моя подруга, и я намерена быть рядом с тобой. Для того друзья и существуют.
Мак засмеялась, опустив голову.
— Когда ты появишься перед судом… Я хотела сказать, на суде, — поправилась Лулу, хотя, возможно, как раз этого делать не стоило. — Когда наш первый выход?
Макейди рассмеялась вновь:
— Выход? Если бы это было телешоу. Дай подумать… Меня вызовут для дачи свидетельских показаний в… — она посмотрела на часы, — через семнадцать часов.
— Понятно. А сейчас я заберу тебя с собой и напою в стельку.
— Боже мой! Ты считаешь, что это куда интереснее, чем, пригорюнившись, сидеть в гостинице? Знаешь, Лулу, эта мысль не кажется мне удачной.
— Да ладно тебе… Тогда хотя бы по одной.
В час пополуночи накануне начала слушаний по делу о совершении убийств, нападений и похищений Эд Браун сидел перед решеткой камеры. На его губах играла улыбка влюбленного. Волосы причесаны и надушены, тюремная одежда, насколько ему это удалось, приведена в порядок. Его женщина должна была совершить обход тюремных камер, но когда она вернется, они снова примутся обсуждать свой план. Семена, посеянные им много недель назад, дали всходы и проросли прекрасным цветком. Планы разработаны. Налицо явный прогресс.
Теперь нужно пошептаться.
Она вернулась, улыбаясь, провела прохладной рукой по его пальцам, сжимающим прутья решетки. Он заметил странную припухлость под рукавом ее рубашки, которой прежде не было.
— Что это? — с наигранным сочувствием спросил он.
— Так, ничего. Бинт. Просто царапина.
— Я хотел бы ее поцеловать.
Она вспыхнула, игриво сморщив нос:
— О, Эд…
Эд не отрываясь смотрел в лицо ночной охранницы, но при этом не видя ее, а предвкушая ту благословенную свободу, которую вскоре ему принесет эта некрасивая женщина, и те возможности, что даст ему свобода. Спустя каких-нибудь восемь часов он вновь увидит Макейди Вандеруолл и окончательно сведет с ней счеты. Он будет смотреть на нее в упор через весь зал суда, и она поймет, что ее предназначение — принадлежать ему. А затем, когда все закончится, он будет обладать ею так, как он понимал значение этого слова.