— Мы живем намного глубже, — ответила Морская Дама. — Там, в миле от поверхности или около того, все, знаете ли, фосфоресцирует, и это похоже на… не знаю на что. Как город ночью, только ярче. Как ваша набережная или что-то вроде этого.
— Правда? — воскликнула миссис Бантинг, подумав о Стрэнде во время театрального разъезда. — Там так светло?
— О, очень светло, — ответила Морская Дама.
— Но неужели это никогда не выключается? — попыталась понять Эделин.
— Там все совсем иначе, — ответила Морская Дама.
— Потому-то это так и интересно, — сказала Эделин.
— Там, знаете ли, нет ни дня, ни ночи. Ни времени, ничего такого.
— Вот это очень странно, — заметила миссис Бантинг, рассеянно наливая мисс Глендауэр еще чашку; поглощенные своим интересом к Морской Даме, обе уже выпили изрядное количество чая. — А как же вы узнаете, когда наступает воскресенье?
— Мы не… — начала Морская Дама. — Во всяком случае, не… — И тут же нашлась:
— Но ведь нам слышны прелестные гимны, которые по воскресеньям поют пассажиры на судах.
— Ну, разумеется! — сказала миссис Бантинг, которая в молодости тоже распевала гимны, и тут же совсем забыла, что в словах Морской Дамы ей только что послышалось нечто неуловимое.
Однако вскоре в разговоре мелькнул намек на более серьезное различие — правда, всего лишь намек. Мисс Глендауэр наугад высказала предположение, что у обитателей моря тоже есть свои «проблемы», и тут, видимо, ее природная серьезность взяла верх над подобающим светской даме легкомыслием, и она начала задавать вопросы. Нет никакого сомнения, что Морская Дама отвечала уклончиво, и мисс Глендауэр, спохватившись, что ее расспросы чересчур настойчивы, попыталась загладить вину, ограничившись общим впечатлением.
— Нет, не могу себе этого представить, — сказала она, выразив жестом свою беспомощность. — Хочется это увидеть, хочется понять. Но для этого надо родиться маленькой русалочкой.
— Маленькой русалочкой? — переспросила Морская Дама.
— Да… Вы ведь так называете своих маленьких?…
— Каких маленьких? — спросила Морская Дама.
Несколько мгновений она смотрела на них с откровенным удивлением — тем непреходящим удивлением, какое испытывают бессмертные при виде постоянного распада, смерти и зарождения, составляющих суть человеческой жизни. Потом, увидев выражение их лиц, она как будто опомнилась.
— Ну, конечно, — сказала она и, круто переменив тему, так что вернуться к прежней стало затруднительно, согласилась с Эделин:
— Да, там все совсем иначе. Чувствуешь себя, знаете ли, такой похожей, но совсем другой. Это и есть самое удивительное. Как, по-вашему, правда я выгляжу хорошо? А между тем я, знаете ли, до сегодняшнего дня еще ни разу не зачесывала себе волосы и не надевала платья.