За столом в кабинете Главного сидело несколько унылых личностей в белых халатах. Меня усадили на стул у стенки, и моя заведующая отделением высказалась в том смысле, что меня можно выписать.
— Вопросы, пожалуйста, — скучающим тоном объявил главный врач.
Наступила долгая пауза. Наконец остроносый человечек в очках проскрипел:
— Сколько будет сто сорок один умножить на двадцать семь?
Ах ты крысенок! Хочет из себя вывести. Хрен тебе.
— Я же не компьютер, — пожал я плечами, — могу перемножить на бумажке.
— Не нужно, благодарю вас.
Опять повисло молчание. Его нарушила дородная смуглая дама с усиками:
— Скажите, больной, как вы думаете, почему летает самолет?
— Потому что он запроектирован как летательный аппарат, — отрезал я равнодушно.
Главный врач позволил себе улыбнуться:
— Ну что же, в здравости суждений нашему пациенту отказать нельзя. Полагаю, возражений не будет? — Он расписался несколько раз на каких-то бланках и в первый раз взглянул мне в лицо, как бы переводя меня этим в категорию одушевленных предметов. — Желаю вам всяческих успехов. Будьте здоровы.
Через час я был уже на свободе, на прощание записав домашний телефон Рыжей, И она же, по моей просьбе, уговорила охранника у задних ворот выпустить меня на набережную Пряжки, подальше от главной проходной, выходящей на Мойку.
— Интересный ты человек, — задумчиво сказала она. — Ты и вправду сыщик?
Я шагнул за ворота, их железные створки с лязганьем стали съезжаться, но внезапно остановились и разъехались снова.
— Эй, Сыщик, — негромко окликнула меня Рыжая.
Я вернулся к ней и взял ее руки в свои:
— Я больше не сыщик, Валюша. Теперь я — доктор. Если я позвоню, называй меня «доктор».
— А мне что, доктор так доктор. Теперь слушай. Мне болтать об этом не велено, но я думаю, тебе надо знать. Во-первых, твоего друга украли. То есть покойника.
— Украли?
— Ну да, не сам же ушел.
— Не знаю. Он был человек не простой.
— Тебе виднее. И еще вот что. В четыреста седьмую вечером поселили новенького, а ночью он помер. Сердечный приступ.
— Что-то много сердечных приступов, эпидемия прямо.
— Говорят, ничего тут странного нет, потому что в атмосфере магнитные бури.
— Кто же так говорит?
— Игнатий Маркович.
— И он же велел тебе помалкивать?
Она выдержала паузу, внимательно разглядывая мое лицо:
— Да… Доктор.
Нынешний разум, или наука, находится под влиянием половым.
Николай Федоров
Значит, так: 24 мая я отвалил из психушки и отправился прямо домой. Я считал, у меня часа два в запасе, даже если они расчухали, что шлепнули не того.
Для начала я, не трогая ничего, хорошенько осмотрел коридор, кухню и комнату. За полгода накопилось достаточно пыли, она лежала везде ровным слоем, и ни следов на ней, ни сдвинутых предметов я не обнаружил. Похоже, за это время никто не проникал в мое скромное жилище. Да к тому, собственно, и не было повода. А с позавчерашнего дня, к сожалению, повод вроде бы есть.