Камушек на ладони (Икстена, Нейбурга) - страница 44

— Ну, что уставился как сова на солнце?

У Вилюма, и правда, было отдаленное сходство с совенком: волосы торчком, уши открыты и глаза — большие и чуть выпуклые. Но вообще-то Вилюм был парень хоть куда, и многие молодые прачки на него заглядывались.

— Я, барин…

Вилюм поцеловал барский рукав, барин, довольный, принял это за благодарное согласие и потому сказал, растянув губы под рыжими усами:

— Ну, тогда собирайся вступить в должность.

Так вот просто. У Вилюма, у бедолаги, даже матери не было, чтоб выплакать у нее на груди свое горе, Вилюм был один как перст. Одна голова, одна забота. Неси свою голову и свою заботу в Каршкалны и живи там в полном одиночестве, хотя здесь, в именье, так привычно среди людей, как грошу среди монеток в кошельке.

Кто-то невыносимо царапал сердце, разрывая его изнутри. Так Вилюм и не возразил ни слова, да и мог ли… Отправился восвояси, нацепив на лицо подобострастно-боязливую улыбку.

Молодые прачки, узнав о решении барина, в один голос заговорили, что, мол, этому симпатяге Вилюму счастье привалило. А псарь Янис, который в друзьях у Вилюма ходил, сказал со смехом счастливчику:

— Подумай, что за лесник из тебя, ежели не можешь из ружья путно пальнуть!

Да, это была самая большая беда Вилюма. Но Янис хлопнул его по плечу, пусть только друг накопит денег на пухалку, уж он выучит Вилюма — настоящим егерем станет. В свободное время они уходили подальше в лес и стреляли так, что дым клубился, и указательный палец Вилюма становился совсем бесчувственным, но проку от того было — что мяса на цыплячьей ножке. Вилюм ну никак не мог попасть в цель. Немножко ближе попадал, но в цель — никогда.

— Что за лесник из тебя, — сказал однажды Янис с осуждением, а несчастный Вилюм спросил:

— А что мне делать? Ну, скажи, что мне делать!

— Черт его знает, — Янис вздохнул, и они уныло побрели домой. По дороге встретились им молодые прачки, и Юленька, которая всегда казалась ему самой пригожей, окликнула:

— Вилюм, принеси свою рубашку, я ее выстираю — белей снега будет!

А молочница, вперевалку выбираясь из погреба — все молочницы и скотницы должны быть толстыми, как утки, — они же лицо именья, — сказала:

— Ты, Юленька, до времени хочешь в лесничихи записаться!

И Вилюм подумал, что это было бы славно. Почему бы и нет? Там, в Каршкалнах, вдоль самого края сада течет чистый ручей, в нем и стирать было бы хорошо! Почему всегда со счастьем так — одной рукой оно тебе дает, другой — отнимает? В именье все, должно быть, думали, что Вилюм возгордился от этакой удачи, и на сей раз так, наверно, подумала и Юленька — Вилюм молча прошел мимо.