Вилюм уже завернул за угол пивоварни. Юленька вздохнула и пошла, и закат был так щедр, что озарил всю ее фигурку, алую как цветок яблони, алую, как стыдливая невеста.
В воскресенье Вилюм надумал пойти в церковь, но оказалось, священник заболел, вот, черт, в самый разгар лета. Так и не пришлось пойти в церковь, и товарищи его подивились, как близко к сердцу Вилюм воспринял это. До сих пор он вовсе не был таким уж богомольным. Но досада Вилюма не могла тягаться с окружающим благолепием, и, когда после обеда парни позвали его на реку, он согласился. Река текла темная под ольшаником, но когда она попадала на простор, где вдоволь солнечного света, оставалось лишь подивиться — каким разным может быть даже характер реки.
Неожиданно на берегу появилось несколько девиц из именья. Они улыбались и смеялись, и грешно было оставить их вот так стоять, когда плывет по реке послушная лодка. Лодка пристала к большой коряге, черной, как скопище бед, и девушки со смехом попрыгали в нее. Юленька тоже была среди них, и, хотя она сидела не рядом с Вилюмом, взгляды их то и дело встречались, вот диво-то! Девицы собирали водяные лилии и бросали их в лодку, а Юленьке нравились желтые кувшинки, они пахнут так сладко. Неужто и вправду пахнут, не верил Вилюм, и в доказательство получил прямо в лицо маслянисто-желтый цветок, тот коснулся кожи — прохладный и волнующий. Лодка скользила, девушки пели, и Вилюму казалось: хорошо все-таки жить на свете.
Да, в Янов день все благоухало и ликовало, барин не скупился для своих домочадцев, приказал экономке кормить всех до отвала — пусть знают и помнят, что такое праздник. К барину съехались гости, они веселились и в парке, где стоял застекленный павильон, и в самом барском доме, его окна сияли огнями, словно в зале зажгли маленькое солнце. Настоящее давно уже зашло, позолотив на прощанье макушки деревьев. Челядь веселилась возле людской, там для нее выставили две бочки пива и блюда с пирогами, а поначалу было даже мясо — вареное и жареное — не зря за два дня до того из свинарника доносился такой визг, как перед днем Мартина или перед Рождеством, когда наступает время забоя. Тогда последний тоненький визг откормка разносится далеко над замерзшей землей, не внушая никому горя по поводу ухода сытой души, ибо похороны свиньи — единственные радостные похороны, когда человеку дозволяется думать о вкусных кругах колбасы.
Коротка Янова ночь. К утру, когда упала прохладная роса и вокруг бродили серые тени, Вилюм почувствовал усталость. Парни из именья еще звали его куда-то, — то ли озоровать, то ли пиво пить, но Вилюму не хотелось ни того, ни другого, он тяжело зашагал в свою каморку. На шкафчик чья-то рука положила ночные фиалки, к утру у них тоже иссякли силы источать аромат, но всю ночь они пахли, и комната была наполнена самым летним, самым пьянящим запахом. Когда Вилюм проснулся, голова у него была совсем дурная.